Всегда старался пожить подаренный час.

Ну, тот, который появляется, когда переводят стрелки часов. Волшебство: вроде бы и ничего не меняется в мире, но вдруг откуда ни возьмись появляется целый час времени, который можно использовать по собственному усмотрению!

Я, когда в первый раз осознал эту штуковину, полночи не спал, все ждал, когда же этот волшебный подаренный час наступит. К сожалению, часов  в детской комнате не было, и отследить время никак не получалось. Более того, чем ближе были два часа ночи, тем сильнее притягивались друг к другу веки, тем могущественнее становилось заклятие сна, и тем скорее я погружался в него.

И никогда не получалось у меня досидеть до перевода стрелок.

Никогда до. Но сегодня впервые.

И вот я живу этот подаренный час. Вернее, даже не подаренный — возвращенный, ведь этот час у меня когда-то давным-давно отобрали. Я живу его на ногах — не лежа в сонном забыть, но бодрствуя, и что?..

Да ничего. Как когда-то разрушилась моя вера в Деда Мороза, так и вера в волшебство этого необычного переходящего из одного времени года в другое часа ускользнула, как вода сквозь пальцы.

Ничего-то тут и не произошло. Приборы поумнее сразу сами перевелись на новое время, а многочисленные часовые механизмы я завтра еще полдня буду находить по всему дому и поворачивать стрелки на час назад, лениво матеря их несовершенство.

А Время продолжит свое величественное течение, и мои судорожные переводы стрелок не создадут в нем даже малейшего завихрения.

Течение времени как-то уж очень ускорилось. Не успеваю моргнуть, как пролетел день, не успеваю задуматься — и недели как ни бывало. С одной стороны, это, конечно, хорошо: выходные наступают гораздо быстрее, чем ожидаешь (но и так же быстро выходят до донца!)

А с другой стороны — страшно. Время утекает через широко растопыренные пальцы, не оставляя после себя ни пережитых эмоций, ни какого-либо значимого опыта, ни новых знакомств — время уходит впустую. И от этого дискомфорт, от этого страшно. Страшно однажды утром обнаружить себя на смертном одре немощным и старым, и чтобы из угла темной комнатушки твоей на тебя с печальным укором глядели призраки неосуществившихся наполеоновских планов, которые ты старательно сочинял всю активную юность, но к которым так никогда и не приступил.

А когда приступать-то? С бешеной скачкой времени если и можно еще хоть как-то совладать, оседлать его и немного притормозить (по крайней мере, в ощущениях!), то с уменьшающимся световым днем никто ничего поделать не в силах. На юг, за убегающим солнцем, не особенно-то и подашься — слишком многое удерживает здесь, слишком прочны связи с окружающим миром и людьми. Остается только и делать, что каждый день будить себя все большими объемами крепкого кофе во все более темное утро, а по вечерам сокрушаться, что все меньше светового дня отводится тебе на личную жизнь.

Но по ночам, в темноте у меня все равно выходит мало продуктивного, вот и лежу с закрытыми глазами на подушке и ночами напролет смотрю яркие цветные сны о том, что никогда не случится. А безвозвратно утекающее время щекочет широко растопыренные пальцы.