Ваши вирши — о говне, перелогинтесь, Васисуалий

как лишь не нужное мне тело
полет свой кончит из пизды
в могилу, то надпишите меня мелом:
«я жил не как-то, а как бы.»

вт 26.12.18 0700 MST

 

А ведь в меня все еще влюбляются люди

И вот же не повезоим

ну зачем?

берут, влюбляются

потом страдают

разве они ТАКОЕ заслужили?

 

 

 

 

 

 

 

нет.

(пээс, кстати, тебе 32 а не 33, как ты вдруг внезапно подумал

 

ты верь календарям,ок?)

Тем временем на улице

А на улице-то что творится — благодать, зимняя сказка. Пушистыми белыми кистями устремились в ярко-голубое небо деревья своими инкрустированными белоснежными искрами инея ветвями. Мороз потрескивает, кусается: я перчатки дома забыл, так за те три минуты, что пришлось прошагать от автобуса до тепла подъезда твоего дома, искусало меня почти что в кровь, да в пузыри.

Не жалуюсь. Когда-то на занятиях по хирургии третьего курса (самых базовых, самых общих), рассказывал нам сквозь свою лучезарную улыбку препод, как похрустывают намертво отмороженные пальцы бомжей при ампутации. Помню, мне почему-то мерещилось, будто бы хруст должен быть, как от чипсов, сочный такой, звонкий хруст.

Тьфу.

Любопытно все же, как бы хрустели мои пальцы, выморози я их намертво? Впрочем, любопытство это исключительно теоретического толка, вовсе не руководство к действию. Пальцы мне все же пригодятся еще (когда-нибудь).

Вернулся домой. Разделся. Немного погодя, разделся еще больше. И пришел к окну, посмотреть, как там, да чего. Пока закипает чайник.

От Трескучего меня теперь отделяют лишь пара тонких мембран оконного стекла, полметра подогретого центральным отоплением воздуха, да хлопок исподнего. И я ему смеюсь прямо в это изумительно-искрящееся инеем на солнце лицо, вторя диджеям норвежского радио, веселящимися над пробками в Осло из колонок под потолком кухни. Они далеко, у них совсем скоро — Jul, Рождество, главный праздник на планете.

У меня завтра тоже будет маленькая дата. Я даже картинку нарисовал, жаль, не могу тебе показать: телефон сгинул где-то в московских снегах, а фотоаппарат не выдержал неравной схватки с лужей кошачей мочи.

Лунтик, он, знаешь ли, мочит все предметы и всех людей, которые, как его маленькому кошачьему мозгу кажется, претендуют на мою исходно ему предназначенную любовь.

За окном медленно вальсируют вниз огромные белые мухи снега. Мир укрывается одеялом, но спать не идет, будто капризный ребенок. Я пью на подоконнике горячий чай и рисую на запотевшем от его пара стекле замысловатый узор, потому что в разогретом централым отоплением скворечнике имени меня Морозу рисовать не дозволено.

Привет, Эмма.

Сто лет тебе не писал. Ты уж прости, просто не было повода.

Что уж поделать, если ты — моя жилетка, мой спасительный круг, когда я тону и когда мне нужно справиться, когда нужно уткнуться во что-нибудь… впрочем, ты всегда это и так знала.

Тяжело. Мне снова тяжело, я будто бы погружен в морскую бездну без какого-то намека на водолазный скафандр вокруг, меня, Эмма, давит. Со всех сторонна меня напирает давление: и это не только давление атмосферного столба в одну атмосферу, это еще и вода, которая сдавливает мое тело куда сильнее, и вот-вот ворвется в мои легкие.

И тогда я захлебнусь.

А сейчас как будто раздумываю: впустить ли воду, или все же смысл еще не до конца выветрился из моей просушенной за полгода бездействия, опустыневшей, опостылевшей, жестоко лишенной смысла существования души.

Ты, пожалуйста, ответь мне. Дай мне сигнал. Знак. Смысл. Хоть что-нибудь.

Мне тяжко, Эмма. Я умираю.

Хотя даже не так. Я уже умер, болтаюсь где-то в Лимбе. Эмма, мне страшно. Пожалуйста, сдалй так, чтобы приехали парамедики. Пость они начнут сердечно-легочнубю реанимацию. Пусть качают, Эмма. Пускай мое сердце снова заведется, и пусть даже я буду не совсем такой, коим был до остановки, но пусть я все же живу.

Очень хочется жить.

Очень.

Хочется.

Жить.

 

А если жить не получится, то тогда и не спасай меня. Спасибо, что была рядом все эти годы. И передай, пожалуйста, от меня привет всем, кому это нужно. И скажи, что я про них помнил — до самой этой минуты.

Я люблю тебя. Не покидай меня.