Снаружи — не очень впечатляюще. Маленькое колото-резаное ранение сантиметра два длиной на передней поверхности грудной клетки. Почти сухое, так — две-три капельки крови.
И пациентка в сознании, пьяная в умат, но разговаривает с тобой, смотрит на тебя мутным взором алкоголика и жалуется на небольшой дискомфорт в груди. И ты слушаешь дыхание в легких — все ровно, и на секунду кажется: фух, пронесло, ничего важного не задето! Вот только больной быстро — за считанные минуты! — становится хуже. И давление в артериях уже не держится, и сознание все больше эпизодами, и сердце стучит все глуше.
Начинаешь анестезию. Хирурги намыты. Осторожно, чтобы не доломать и без того нарушенное хрупкое внутреннее равновесие организма, интубируешь трахею, надежно фиксируешь трубку. С этого момента хотя бы о дыхании можно не волноваться постоянно, его возьмет на себя аппарат.
Разрез. Аккуратно и насколько возможно быстро хирурги слой за слоем разрезают кожу, подкожную клетчатку, и вот в ране показалась грудина. Больной, тем временем все хуже без других видимых причин, и твое самое неприятное опасение сбывается: это тампонада перикарда.
Перикард, или сердечная сорочка — это сумка, в которой, надежно защищенная от трения и микроорганизмов окружающей среды, работает наша сердечная мышца. Это его эволюционное предназначение — защищать. Но эволюция не успела приспособить перикард к защите от стальных клинков. Продырявленные ножом листки перикарда быстро склеиваются между собой, восстанавливая герметичность полости перикардиальной сумки, и в эту сумку через брешь в стене сердца поступает под давлением кровь, мешая миокарду сокращаться, эта кровь сдавливает его, оставляя все меньше свободы для наполнения желудочков — кровообращение ухудшается, и этот процесс происходит чрезвычайно быстро.
Я покрываюсь крупными каплями холодного пота. Если верить показаниям монитора, кровь почти перестала циркулировать в организме моей пациентки, а хирурги лишь готовятся к стернотомии — они распилят грудину вдоль, чтобы получить прямой доступ к сердцу. Секунды, мучительные секунды!.. Каждая прошедшая секунда усугубляет нарушение кровообращения, с каждой секундой к мозгу больной поступает все меньше крови, а значит, вероятность благоприятного исхода тает, как лед в доменной печи.
Наконец, грудина распилена. Ослепительно блещет в лучах операционной лампы ранорасширитель, лапки которого растягивают края операционной раны широко в стороны, открывая обзору органы открытой грудной клетки. Легкие, крупные сосуды, и вот, посередине, набухшая, переполненная кровью полупрозрачная сердечная сорочка. Еще один надрез, и отсосом полость перикарда быстро освобождается от жидкой крови и ее свертков.
И вот оно, сердце. Почти пустой, трепещущий мышечный мешочек, размером немногим больше кулака. Оно почти не сокращается, и кардиохирург берет его в свои руки и массирует вручную, поддерживая хотя бы какое-то кровообращение. Мы с сестрой-анестезистом спешно вводим необходимые препараты для реанимации — адреналин, атропин, увеличиваем внутривенное вливание жидкости, чтобы наполнить опустошенные желудочки. Сердце наполняется и вроде бы оживает — хирург отпускает его и мы все напряженно ждем: секунда за секундой, три, четыре… сокращений нет — асистолия.
Хирург продолжает массировать сердце, мы продолжаем вводить лекарства: надежда есть, ведь только что миокард еще сокращался так, как ему положено! Медленно тянутся минуты, в помещении становится неестественно холодно, потом внезапно очень жарко. Я контролирую параметры на мониторе пациента. Терпимо для реанимации, хотя с такими, конечно, не живут.
Прямой массаж сердца прекращается на секунду, чтобы проверить собственную активность миокарда. На мониторе мелкие очень частые волны — фибрилляция! В сердечной мышце появилась собственная электрическая активность, но сокращения отдельных волокон разрозненные и хаотические, поэтому совершенно неэффективные для кровообращения. Необходимо синхронизировать их между собой — нанести электрический разряд дефибриллятором.
Разряд!
Есть синусовый ритм! Маленькое сердце в операционной ране начинает биться регулярно, и через небольшую рану в правом желудочке с каждым ударом бьет вверх тоненькая струйка темно-вишневой крови. Тоненькая струйка жизни с каждым ударом покидает это тело.
Вот так выглядит прямое ранение сердца. А всякие поэты и художники, вещающие о своем раненом сердце — жалкие спекулянты. А я очень недоволен собой на последнем дежурстве. Мне еще много, очень-очень много надо узнать.
