Архив метки: креатив

Стремительный прогресс суперсимуляции

Прогноз был пугающим, но сбывался с точностью почти до секунды.

Последние версии суперсима, при вычислительной мощности почти на четыре порядка превышающей первую успешную модель, уже вполне можно было бы разместить в пространства размером с салон автобуса. Чем мощнее становились суперсимы, тем активнее двигалась очередь ожидающих загрузки спящих симулятов, и чем больше симулятов загружалось в суперсим, тем более производительным он становился.

Имея под рукой такой сообразительный и плодовитый метамозг, Компания активно продолжала оптимизацию и разработки. Вереницы изящных инженерных решений, череда тонких дизайнерских ходов, любопытные свежие идеи, фонтанировавшие из фермы суперсимов мощными гейзерами позволили довести разработку автономного симулятора до ума менее, чем за год, и уже через полтора года был выпущен первый предсерийный прототип.

Автономный симулятор представлял собой мощный суперсим, заключенный в прочный плавучий шара около шести метров в диаметре. Надежная изоляция изнутри выстилала тонкий корпус из углеродных нанотрубок, далее следовали остроумно коммутированные блоки суперсима, а в центре капсулы под дополнительной защитой, подвешенный на стабилизированной гироскопами платформе, был установлен реактор холодного водородного синтеза. Такая конструкция давала суперсиму полную автономность почти на девятьсот лет, после чего реактор нуждался в заправке.

Правда, об этом особо не задумывались. К тому моменту, как подойдет к концу запас водородного горючего, коллективный разум симулятов наверняка сообразит выход из ситуации! А сейчас ситуация поджимала: цивилизация в привычном виде доживала последние месяцы, и с каждым днем это становилось все очевиднее.

Продолжение следует

Про болезнь третьего курса и новогодние праздники

Все врачи знают о Болезни Третьего Курса (БТК). Это когда в программе появляются клинические кафедры, патанатомия, патфиз. Не оглядываясь друг на друга, они вразнобой фаршируют зеленый студенческий мозг информацией о болезнях и об их симптомах, в надежде, что все эти разнородные куски уж сложатся в единую картину как-нибудь.

Когда люди подхватывают БТК, они начинают находить у себя диагнозы, разбираемые на занятиях. Наиболее мнительным мальчикам удавалось даже диагностировать себе эндометрит, которым болеют лишь девочки, а девочка могла обнаружить у себя симптомы какого-нибудь крипторхизма.

А мне хотелось экзотики. Редких, эффектных, сложновыявляемых диагнозов! А еще лучше — какой-нибудь уникальный, но безвредный синдром.

Не судите. Всем хочется побыть уникальными.

Пока все примеряли на себя каждую страничку из учебника терапии, я внимательно слушал свое тело и наслушал на классическую картину синдрома с красивым названием в виде фамилий двух немецких докторов. Ничего смертельного, но звучит пугающе.

Диагностическая победа! 

Она, конечно, вскоре разбилась в пыль на осмотре у ортопеда. «Никакого Осгуда-Шлаттера я у вас не вижу, голубчик». Внушительный перечень моих симптомов оказался надуманным.

И то правильно. Не родила земля еще таких студентов, что ставили бы правильные диагнозы с самых первых занятий в клинике. Так не может быть.

Потому что в книжках одно. А в жизни, как потом научит клинический опыт — медицина наука неточная и в книжках своих имеет право писать что угодно, но природа этих книжек не читала и все равно что-то сделает по-своему.

Распутать аккуратно, без ненужных натяжек, клубок болезни, опознать ее истинное лицо — это уже клиническим мышлением называется. Про такое, к сожалению, книжек нет. Только личный опыт, знания и советы коллег помогут молодому врачу его сформировать.

Ну, или не помогут. Неприятно получится, конечно.

Короче, после фиаско с постановкой себе диагноза, я на долгое время перестал этим заниматься.

А в дни затянувшихся праздников и изобильных застолий, осоловевший мозг отключается и из глубин прошлого всплывают его скелеты. Всплыла и моя болезнь третьего курса.

Уже к середине первой недели новогодних праздников организм вяло заявил о своем несогласии с их программой и меню тихим поскуливанием боли в правом подреберье. То, несомненно, желчный пузырь: утомленный обилием то жирной, то жареной пищи он сначала довольно резко ткнул меня в бок острием желчной колики, но вскоре острая боль усохла до невнятного, но тягостного ощущения.

А, ерунда, колика. Пройдет. Меньше жирного и майонеза, и все будет ок.

И вот в этом месте внезапно всплыл Скелет Болезни Третьего Курса.

Лежим вместе с ним на диване и размышляем.

А если это не желчный пузырь, но утонувшая в этаноле печень приказывает долго жить? — Мерзко шептал мне скелет. — Трансплантации ныне дороги и лист ожидания же!

Я попробовал пропальпировать край печени. Было неприятно, и на секунду мне даже показалось, что она увеличена. Еще раз. Еще.

Да нет же, не она. Точно тебе говорю, желчный! Сгинь!

Мерзкий Скелет на сдавался: Ну, тогда, может, панкреатит? Тоже можно картинку собрать!

Ага, панкреонекроз еще, — подумал я и толкнул скелет силой, отправив обратно в небытие.

Спать совсем не хотелось. Я лежал, глядя прямо в потолок и, позабыв о неприятной тяжести под ребрами, медленно моргал. Мысли были какие-то бледные и несущественные. Четыре дня праздников. Четыре дня как я не высыпаюсь и верчусь в этой карусели между сельдью под шубой и тазиками с оливье под дождем из брызг шампанского.

А позабытая моим вниманием боль незаметно и полностью растворилась.

Холецистит? Гепатит? Панкреатит? Уверен, что ничего. Просто спать пора. Иди спать.

Дудл: Отроки во вселенной

image

А ведь тоже замечательный фильм, один из моих самых любимых советских фильмов для подростков. Сейчас, когда я повзрослел, мне все сложнее находить внутри себя этот запал авантюризма, подростковой романтики и тяги к приключениям. А жаль.

Сны, которые я показывал. Опус второй.

image

Одна моя пациентка проснулась после наркоза и рассказала мне свой сон о том, как она гуляла по саду Букингемскогго дворца с королевой Великобритании и принцессой Дианой. Втроем и без всякой охраны они собирали цветы и кормили с руки упитанных лондонских голубей. А потом пошли на Трафальгарскую площадь, где огромные малиновые репродуторы на всех языках мира одновременно говорили моим голосом: «Просыпайтесь, моя хорошая, операция закончилась!»