Архив метки: плач ярославны

Молчаливый утренний протест

Я протестую. Три месяца лета — оскорбительно мало. Только успеваешь согреться, только входишь во вкус — и вот его как ни бывало, ушло, оставив горестное послевкусие неудовлетворенности. И снова наступают темные осенние вечера, а потом природа укрывается толстым белым одеялом и умирает.И на этом кладбище жизни ты проводишь оставшиеся девять месяцев года.

Подумать только! Три четверти жизни протекают в окружении неживого! Ну как тут можно сохранять оптимизм и здоровый взгляд на мир?!

Я не против был бы родиться где-нибудь в субтропиках, чтобы среднегодовая температура выше нуля и никогда не опадала зелень с деревьев. Но — обязательно — чтобы при этом оставалась возможность включить зиму по желанию, когда наскучит жара.

Это только кажется невозможным, а между тем, так бывает. Я точно знаю: ведь я уже однажды жил в таком месте. На севере Италии, где равнинная часть ее утыкается в высокие хребты итальянских Альп, зима находится в получасе езды на автомобиле от довольно сносного лета. Ты взмываешь по серпантину на несколько сотен метров вверх от уровня моря, где жара плюс двадцать пять и ярко-зеленое лето, переваливаешься на затерянное между седыми вершинами плато, и вот оно — снежное царство. Лыжи, доска, приятный легкий морозец — все тебе, а как надоест, достаточно прыгнуть в машину и спуститься обратно в лето.

Но, увы, места у подножия итальянских Альп не так много, и все оно давно уже занято. Нам в Москве остается лишь расчехлить свою зимнюю одежду, закутаться в нее потеплее, и суеверно надеяться, что лето вернется, природа обязательно снова проснется, а солнце вновь однажды согреет нас своим теплом.

Добавить комментарий

По зарплате и работа

Зарплата пришла неожиданно, поздним вечером. Телефон коротко просигналил об смс, уведомившем меня о зачислении. Нас предупреждали, что больница в долгах, что в России непростая общественно-политическая и экономическая ситуация, что присоединенные к стране крымчане отчаянно нуждаются в наших деньгах для помощи, что скоро выборы и необходимо пока перетерпеть, поэтому зарплата отныне будет совсем не такой, какой мы привыкли ее видеть.

Но никто не предупредил, что она будет такой.

За работу суточным дежурантом с десятью дежурствами в августе (это, на секундочку, 240 часов, в том числе 80 ночных, которые всегда оплачивались по повышенному тарифу), больница заплатила мне немногим более 36 тысяч рублей. Нехитрыми подсчетами удалось установить, что эта сумма даже немного меньше голой ставки, на 1,8 которых я работаю, без всяких доплат за вредные условия труда (предусмотренные трудовым договором), без повышенной оплаты ночных часов, о каких-то премиальных выплатах речи вестись даже не приходится.

Осознание этого обстоятельства обухом больно шарахнуло меня по сонной голове, и я немало опечалился. Как дальше жить? Что делать? Чем компенсировать утраченный доход? Почему, если бы я работал в Макдоналдс уборщиком, я бы зарабатывал столько же при гораздо более приемлемом графике работы? Эти вопросы сонмом мух кружились в черепной коробке и вызывали неприятную головную боль.

Первым делом я, конечно же, отправился сбрасывать пар в Твиттер. Моя боль, вылившаяся в сообщение о небольшой зарплате, к моему удивлению, за минуты стала самым часто цитируемым сообщением моего твиттера за все время, посыпались и ответы.

С разных сторон страны писали, что-де там-то они давно зарабатывают столько же, если не меньше, и мы в своей Москве просто зажрались, что непонятно, каким образом моя зарплата зависит от Крыма и его присоединения, а некоторые уточняли, не кочегаром ли я работаю в богадельне. Нашлись и сострадающие, кто-то выразил понимание и негодование сложившейся ситуацией, а еще было высказано мнения, что первыми в ходе нынешнего системного кризиса в России под нож отправились зарплаты врачей и учителей.

С тягостным чувством беспомощности и ненужности, обуреваемый тупой злобой по поводу творящегося беспредела, я отправился спать, чтобы в забытьи сна хотя бы немного отвлечься от насущнах проблем.

И мне, надо признаться, удалось. Снились красивые панорамы итальянских Альп, где когда-то в прошлой жизни десять лет назад мы совершали восхождения, снились теплые воды Адриатики, вечерние посиделки в общей комнате общежития с кружкой горячего Несквика и горячей головой, полной наполеоновских планов относительно собственного будущего, открытые полудетские лица одногодок и старшекурсников. И все такое доступное, такое осуществимое, только пожелай…

И так хорошо мне было в этих грезах, что никакой будильник не смог вытянуть меня обратно в серую московскую реальность, и я едва не проспал любимую работу. Пришлось ежеутренний часовой ритуал пробуждения и сборов укжать в пять минут, но дом я, кажется, покинул не позднее, чем обычно.

Но что же теперь делать? Ведь ясно одно, лучше-то точно не станет, во всяком случае, в обозримом будущем. По пути в больницу я сложил у себя в голове простенький план дальнейших действий, которым и вооружусь на ближайшее время.

А там посмотрим, куда кривая выведет.

5 комментариев

Здравоохранение: все очень плохо

Если вы вдруг всерьез думаете, что в московском здравоохранении все хорошо (ну, или хотя бы налаживается), то вынужден вас огорчить. В московском здравоохранении все плохо. Наверное, немного лучше, чем в среднем по России, но все равно отвратительно, невообразимо плохо.

Под дружный хор продажных чиновников министерства, рапортующих о ремонтах в стационарах, закупках нового оборудования, улучшении материального обеспечения больниц и поликлиник, повышении зарплат врачей происходит распад системы здравоохранения, причем умирающий организм российской медицины рассыпается с катастрофической скоростью.

В богадельне я работаю немногим меньше года, и вот что произошло за это время:

Сократился коечный фонд больницы. Под предлогом «оптимизации» закрыто несколько отделений, в том числе столь необходимое нашему многомиллионному городу отделение пересадки почки. Часть отделений потеряли койки и ставки врачебного и среднего медицинского персонала. На освободившееся место в главном корпусе переводятся терапевтические отделения, которые находились в новом отдельно стоящем больничном корпусе. Как по вашему, что откроется в освободившемся, таком замечательном и удобном, здании больницы? (подсказка: ничего бесплатного).

Практически ликвидирована транспортная служба. Жалкие ее остатки, четыре санитара в смену, физически не справляются с перевозкой по нашей дежурной скоропомощной больнице такого количества пациентов. А если учесть, что расположение отделений в нашем стационаре планировал явно альтернативный разум (чего стоит только оперблок на 13-м этаже при реанимациях на втором!), да прибавить к этому хроническую нехватку перегруженного среднего медперсонала, остается только удивляться, почему департамент здравоохранения до сих пор не засыпали жалобами пациенты, которым приходится после операции по часу и более лежать в коридоре оперблока в ожидании, пока их перевезут в отделение.

Вообще удивительно, как у нас еще не зашкаливает смертность, ведь в больнице регулярно возникают перебои с самыми простыми, но такими необходимыми лекарствами! Больничная аптека то и дело заявляет, что нет атропина, или мезатона, или банальнейшего калия хлорида! Все это — копеечные препараты с длительными сроками хранения, не требующие при хранении никаких особых условий, поэтому меня всякий раз мучает вопрос — почему? Как? Как происходит, что этих препаратов нет?! Эти лекарства жизненно необходимы в реанимации и интенсивной терапии многих неотложных состояний! Зато часто внезапно обнаруживаются неизрасходованные запасы дорогостоящих препаратов, которые предписывается назначать направо и налево, лишь бы списать остатки (мудрая система бюджетного финансирования работает таким образом, что если больница сэкономит какие-то средства в текущем году, то в следующем она получит на столько же меньше)

О показаниях и противопоказаниях к лечебным мероприятиям, процедурам, назначению тех или иных препаратов — отдельная песня, лежащая далеко за пределами моего понимания. В отсутствие стандартов и протоколов, крайним всегда остается врач: сегодня его накажут за одно, а завтра — ровно за противоположное.

Новое оборудование? О, да. Но, как обычно, бессмысленно и беспощадно: дорогущий прибор и один комплект одноразовых расходников к нему. О том, что одноразовые во всем мире медицинские расходники в России тщательно стерилизуют и многократно используют, пока пластик, не расчитанный на такое применение, не начнет рассыпаться в труху, а металлические лезвия не затупятся наглухо, думаю, не стоит и упоминать.

Зато в больнице целый новый отдел по платным медицинским услугам. Догадываетесь, кто окажется крайним, когда платные больные начнут помирать из-за нехватки элементарных лекарств, отсутствия четких протоколов и прочих причин чисто административного характера?

«Подумаешь, — скажет среднестатистический обыватель, которому телевизор откусил мозг, — Врачи сами знали, на что идут, и вообще, они за то, что просиживают штаны в своих полуклиниках, деньги лопатой гребут, и зарплаты им все время повышают». Действительно, когда головы из зомбоящика показывают покрашенные свежей краской (местами даже в два слоя) корпуса больниц, врачей в белых халатах, а потом аляповатую диаграмму роста средней зарплаты медиков, может сложиться впечатление, что мы катаемся как сыры в масле, а брюзжим только из-за ненависти к больным. Так вот, карапузики, телевизор вам (о, сюрприз-сюрприз!) врет. Вернее, он не врет, он говорит вам не то, что должен. Средняя зарплата — это как средняя температура по больнице, когда складывают все зарплаты медиков (санитарок, главврачей и не забывают добавить почти миллионный оклад министра и ее заместителей), после чего делят получившееся число на поголовье и получают среднее арифметическое. Оно настолько же далеко от реальной картины, насколько северный полюс от южного («Я ем мясо, ты — капусту, а в среднем мы едим голубцы»). И потом, статистика лукавит, учитывая зарплаты, а не ставку. Почти все врачи работают больше, чем на одну ставку, потому что на одну ставку есть нечего. Я вот, например, работаю по 240-260 часов в месяц, в том числе 60-80 часов ночных дежурств. И я зарабатываю за напряженную работу такой продолжительности фантастическую сумму немногим более 50 тысяч рублей. В Москве. В регионах все куда хуже. И, кстати говоря, структура моей зарплаты за год, что я работаю, сильно изменилась (чтобы ее можно было без нарушения ТК сокращать) и сама сумма немного уменьшилась — и все это на фоне нездорового оптимизма говорящих голов из телевизора. Добавьте сюда то, что мы — бюджетники, и наши зарплаты можно в добровольно-принудительном порядке пускать «на Крым», «на Олимпиаду», да хоть на озеленение Луны, коли перед мудрым руководством государства встанет такая задача…

Я не жалуюсь, я очень люблю свою работу. Но когда я вижу, как разваливается здравоохранение, хочется завыть от тоски. А еще чисто по-человечески бесконечно жаль пациентов, которые помимо своей воли в этот бардак попадают в надежде на помощь.

3 комментария