Медленно подходил к концу рабочий день, сотрудники богадельни тянулись к выходу, чтобы поскорее забраться в служебный автобус и покинуть Зачарованный лес. Массовый исход очень удобно было наблюдать из кабины реанимобиля, в котором мы втроем отправлялись в стремительно вечереющую Москву навстречу неизвестности, охарактеризованной по телефону начальницей коммерческого отдела как «острое нарушение мозгового кровообращения».
Мы — это молодая врач-реаниматолог Марина, ординатор нашего отделения анестезиологии и реанимации Леша и я, ваш покорный слуга. Бригада-ух в полном составе.
В направлении центра пробок почти не было, да и с водителем нам на этот раз повезло, поэтому до места мы добрались довольно быстро, распугивая по пути «легковушки» звонкими переливами и кряканьем сирены.
Квартира Розы Александровны была обставлена довольно вычурно, из окна открывался чудный вид на гостиницу Украина, Дом Правительства и Москву-реку, а воздух был плотно наполнен запахом старости и страданием охающей и ахающей хозяйки, в трагической позе расположившейся на тахте.
Никакого нарушения кровообращения. У Розы Александровны случился рецидив ее родного коксартроза, и несчастная старушка-профессорша совершенно потеряла всяческую мобильность. Наилучшим выходом из сложившегося положения пожилому мозгу представилось обращение в транспортировочную службу моей богадельни, ведь что такое пятьдесят километров в час-пик по московским дорогам по сравнению с вечностью?..
Я с тоской смотрел на изумительную панораму центра Москвы, открывавшуюся из окна двенадцатого этажа: в доме не работал грузовой лифт. Старушка охала. В перерывах между вздохами страдания можно было услышать, как в наших черепных коробках шелестят в поисках выххода из сложившейся ситуации наши извилины.
С одной стороны, можно было просто обезболить бабушку, развернуться и уйти. Но богадельня не практикует методы москвоской скорой, только хардкор.
Конструкцией дома Розы Александровны предусматривалась пожарная лестница. Одного взгяда на нее хватило, чтобы отказаться от затеи спустить болящую на руках. Сумрачный советский гений неизвестного проектировщика предусмотрел для бегущих от огня людей узкую, темную и невероятно крутую лестницу, чтобы уцелевшие в пламени переломали себе как можно больше костей, спускаясь.
Ситуация становилась тупиковой. Зато больная не становилась совсем, что там, просто согнуть ее пополам, чтобы усадить в каталку не представлялось возможным. Здоровая подруга Розы Александровны, встретившкя наш экипаж, предложила спустить страдалицу на веревках из окна. Из окна двенадцатого этажа. Раскачивающаяся на двадцатипятиметровой высоте от сильного морозного московского ветра на стропах орущая восьмидесятилетняя валькирия. Сюрреализм.
В общем, нам срочно предстояло что-то придумать. Для начала мы по мере возможности обезболили страдалицу. Я пытался выяснить в диспетчерской Мослифта, почему не работает грузовой элеватор (оказалось, что лифт поломали таджики-гастарбайтеры, перевозившие в нем мешки цемента, вот только в диспетчерской никто ничего обэтом не знал, а прислать кого-то для ремонта они смогут «в течение недели, вы подождите, ха-ха» — трубка с диспетчершей внутри издевалась надо мной)
В свете сложившейся ситуации мы внимательно все обдумали в последний раз, и приняли, наконец, решение, которое показалось нам единственно верным. Мы повезли старушку вниз пассажирским лифтом.
Холл первого этажа многоэтажки. Скопившаяся в ожидании лифта ропчущая толпа жильцов верхних этажей. Матерящийся водитель в форме сотрудника скорой помощи с носилками, никак не желающими пролезать в узенькую дверь подъезда. Тугоухий маломобильный престарелый консьерж в толстых очках в роговой оправе, запершийся в своей каморке и кричащий оттуда через маленькое окошко что-то о неработающем лифте, гастарбайтерах, Мослифте, щедро пересыпая свою речь проклятиями. Именно в этот ад разверзлись двери крохотной кабинки, спустившей меня, Марину и Розу Александровну с высоты двенадцатого этажа.
В холле повисла звенящая тишина. Все смотрели в лифт, где в один угол вжалась Марина, в другой — я, а в третьем углу вертикально стояли две старушачьи ноги, чья завернутая в норковую шубу хозяйка кряхтела, лежа в носилках-волокушах прямо на полу. Публика неодобрительно смотрела на врачей-палачей, поэтому мы поспешили извлечь Розу Александровну, скоропостижно упаковали ее в реанимобиль и отправились в обратный путь.
За то время, что мы придумывали пути для эвакуации профессорши, одеяло ночи окончательно наползло на Москву, и город, который не спит, окончательно застыл в мертвой пробке. Крякая и улюлюкая, наш желтый микроавтобус с трудом прокладывал себе путь на МКАД и, когда мы добрались туда, движение заметно взбодрилось, поэтому наша спасательная капсула стала набирать скорость. И хорошо! Потому что с каждой минутой Роза Александровна накаляла обстановку в тесном салоне реанимобиля, беспрестанно придумывая новые жалобы и справляясь о наших координатах.
И вот, когда я был уже почти готов пересесть на переднее сиденье к Марине, лишь бы избавиться от навязчивого общества пациентки (все равно никакой помощи ей оказывать не требовалось, а с наблюдением Леша прекрасно справился бы в одиночку), раздался визг тормозов, за которым последовал громкий удар, и все незакрепленные предметы в салоне полетели со своих мест. В числе предметов оказались и мы с Розой Александровной. Но пациентке повезло куда больше, чем мне: несмотря на упавший ей в ноги дефибриллятор, старушка не получила никаких травм, ее недолгий полет завершился в большом и мягком лешином пузе. Я же со всей дури влетел в острый угол шкафчика с медикаментами и ненадолго отключился.
О.о ну нифига ж себе
да ладно, обычная работа, просто описано в типичной моей графоманской манере.