Я отвратительно праздно провожу эти выходные. Родившись сегодня к полудню, эта мысль заняла весь объем черепной коробки и окончательно похоронила какие-либо шансы воспрять духом.
Осторожно, двери закрываются. Станцию Радость поезд проследует без остановки, следующая станция — Депрессия.
Все сегодня требует каких-то титанических усилий. Буквы в моих робких попытках составлять слова, разбегаются, как тараканы на кухне коммунальной квартиры, а мутанты, которых все же удалось нарожать, никак не хотят садиться друг с другом рядом на строку.
Ходить? Мучительно. Моя нелеченая травма, по-видимому, постепенно исходит в артроз, и я, когда не думаю, что жизнь, в сущности, закончена, поглощен мыслями о боли, которую мне придется терпеть при движении каждый день моего дальнейшего существования. Что-что? Боль характер закаляет? В жопу себе кочергу раскаленную засунь, потом побеседуем.
Работа? О, нет. Для меня и в дни душевного подъема невозможно было приняться за работу в дневное время, а в наступившем царстве апатии и абулии даже мыслей о работе у меня не возникает.
Друзья? Ха! Спорт? Ха-ха!
Знаешь, чего мне сейчас по-настоящему хочется? Разрушать города. Стирать с лица Земли цивилизации. Взять планету и пнуть ее, как футбольный мяч, вместе со всеми тараканами, которые ее населяют. Мне хочется бездумно ломать и крушить самые дорогие, самые тонкие и ювелирные предметы.
Внутри меня взрываются атомные бомбы, но снаружи я остывший и серый.
Станция Депрессия. Конечная. Поезд дальше не идет. Просьба выйти из вагонов.
Я не хочу выходить. Я хочу забиться под лавку в дальнем углу вагона, чтоб никто не заметил, что я тут, и обманом вернуться обратно, туда, где различают другие оттенки, кроме серого, туда, где бывает солнце и теплые дожди, туда, где мне бывает не одиноко.
Туда, где я умею улыбаться.
Но в вагон с резиновыми дубинками и злыми цепными псами входят люди в черных формах работников метрополитена. Я узнаю их лица, а на груди каждого висит большой бейдж с надписью «Я твой друг». Они тотчас замечают меня, подходят и, не уронив и звука, тащат меня прочь из моего убежища, нещадно бьют, ломая зубы и кости. Собаки рвут зубами мясо моих голеней, и я истекаю кровью.
Друзья выносят мое тело на платформу и небрежно бросают в огромную мусорную кучу. Все в этой куче какое-то недоделанное, с изъяном. Тусклые черные капли моей крови стекают по колченогому складному стульчику, который я смастерил на уроке труда в пятом классе, на открытку для мамы с недокрашенным небом, которую я нарисовал в детском саду. В мою проломленную грудь упираются острыми гранями бесполезные трофеи со школьных олимпиад и студенческих конкурсов.
А в сундучке, где я хранил свои детские мечты и секреты — использованный наполнитель для кошачьего туалета.
Видать, в этот раз меня выселяют в Депрессию надолго. Ну привет, старуха. Давно не виделись.