Как я решил стать врачом. Школа.

Дорогие мои читатели, приготовьтесь к акту душевного эксгибиционизма.

Я не могу сказать, что всегда, от самого рождения, мечтал стать врачом. На самом деле, все было совсем наоборот — я грезил компьютерами, кибернетикой и всякими такими околоматематическими штуками. Да и во всей моей многочисленной родне врачей-то было раз-два и обчелся. Вроде, как говорила мама, есть у меня дядя во Владикавказе (седьмая вода на киселе), который нейрохирург. Говорят, даже очень крутой. В общем-то, вот и все врачи.

Я же до самого девятого класса был уверен, что пойду по стопам папы в информатику (только значительно позже я случайно узнал, что мама у меня тоже, оказывается, не просто инженер, а конструктор ЭВМ по образованию). Я усердно ездил на курсы в Сергиево-Посадскую физматшколу (теперь она лицей), где, порою через силу, впихивал в себя физику и математику. Но летом на экзаменах произошел конфуз: накосячив со знаком в каком-то из уравнений (механическая описка, конечно же, но я, в силу своей тогдашней невнимательности добросовестно протащил ее до самого результата), получил в общей сумме 56 баллов, тогда как проходной был 58.

Не помню, чтобы я сильно тогда расстроился. Больше расстроилась мама, которая всегда ожидала от меня высоких результатов, потому что сама была в свои годы прилежной ученицей, а затем и студенткой. Кстати, недавно мы разговаривали об этом, и мама сказала:

«Какая же я была дура: когда все развлекались и жили насыщенной жизнью, я корпела над учебниками. Получила красный диплом. Но зачем?»

В то же лето 2000-го я, по предложению (не настоянию, о нет! — теперь я понимаю, что родители никогда на меня не давили) папы отправился поступать в Сергиево-Посадскую Гимназию, ныне носящую имя Иосифа Борисовича Ольбинского. Я помню, как меня приятно удивил паркет на втором этаже и выставленные там же картины местных художников (в гимназии дважды в год выставлялись новые работы и проводилась выставка), а также приятная, окутывающая домашним уютом атмосфера в здании. Занавески в холле! Для того меня это вообще было дикостью, в нашей двадцать шестой школе из всего декора помещений общего пользования были только облезлые «фрески» руки неизвестного мастера соцреализма и куцые растения в видавших Сталина кадках.

Мы тогда коротко пообщались с директором, а потом последовали «вступительные испытания». Как было объявлено, в качестве экзамена нам предложат обычные рубежные задания, которые ученики гимназии выполняют пару раз в четверть: диктант и несколько задач по математике.

Не помню, на сколько именно баллов я все это написал, вроде бы 5/4, в то время как многие другие поступающие понуро выходили из кабинетов, молча показывая рукой два или три пальца. Я очень удивился, ведь задания и правда были очень несложные.

Как бы там ни было, меня зачислили в гимназию, вместе с несколькими другими ребятами, в том числе Никитой, которого я теперь считаю одним из лучших своих друзей, хоть и видимся раз в тысячелетие.

В гимназии все было совсем не так, как в обычной школе. Там нас учили думать, а не заучивать, задавать вопросы и мыслить системно. Там была (и до сих пор работает, видел ее на днях) историчка Софья Юрьевна, которой отдельная благодарность за то, что она научила рационально использовать рабочее время и составлять грамотные конспекты — краткие и очень емкие. И таблицы, что очень пригодилось в последующем.

Надо сказать, что еще в предыдущей, 26й школе, когда у меня начались уроки биологии, и я попал к очень хорошей учительнице Наталье Николаевне (? — память уже не та) Кононенко, которая помогла моей зарождающейся любви к предмету не погибнуть. В то же самое время наша математичка методично убивала во мне всякое стремление углубиться в математику.

В гимназии же у нас была совершенно фантастическая учительница по биологии, Наталья Леонидовна Чибисова, которую можно было слушать часами, так она рассказывала.

В десятом классе в гимназии начинались спецкурсы. Спецкурс — это такое ноу-хау Иосифа Борисовича, программа углубленного изучения выбранного предмета, и каждому ученику гимназии следовало выбрать себе не менее двух предметов. Спецкурсы шли блоками по три учебных часа  каждый еженедельно. Я выбрал биологию и химию, потому как к тому моменту я уже твердо решил, что свяжу свою жизнь с медициной. В этом моем решении не было ни грамма холодного расчета и желания наживы, только чистая любовь к естественным наукам и интерес к устройству мироздания. К тому же, я окончательно осознал, что математика мне стала совсем неинтересна.

Биологию у нас вела уже полюбившаяся мне Наталья Леонидовна, а химию — Инесса Васильевна Трегубчак, молодая учительница с неординарным, но, как показало время, очень эффективным подходом к обучению химии. Позже, Инессу Васильевну выбрали учителем года, и это было вполне заслуженно.

Кстати говоря, багажа знаний по химии и биологии, полученного на спецкурсах, мне хватило на то, чтобы дважды поступить в Лумумбарий на медфак (безо всяких репетиторов), да и там до третьего курса особо напрягаться не приходилось.

Вот так, за два года, мы глубоко и широко освоили химию и биологию, и я отправился поступать в Лумумбу в первый раз. Забавно, но РУДН я выбрал по той причине, что вступительными экзаменами там были тесты, даже по русскому языку и литературе. Дело в том, что я очень не любил писать сочинения, потому что моя точка зрения всегда расходилась с точкой зрения образовательной машины, и чаще всего мои каракули возвращались ко мне с оценкой 5/3 (русский/литература) и формулировкой «тема не раскрыта».

Я, кстати, не напрягаясь и не готовясь, поступил в 2003-м году в Дружбу народов (хотите верьте, хотите — нет). Но учиться туда в тот раз не пошел. Почему? Об этом я расскажу в следующий раз.


Это кросс-пост записи из моего личного блога. Оригинал находится здесь

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.