Медузы в Бутовском пруду

Погода этим субботним днем оказалась чудо, как хороша, и я решил отправиться на свежий воздух поближе к воде, чтобы проветрить тело и мысли от накопившейся пыли повседневности. Возможно, не лучшим выбором было отправиться к Бутовскому пруду, но и трястись в метро до других городских парков тоже не хотелось, и выбор оказался предопределен.

Тут неплохо: высоко в лазурном безоблачном небе ярко светит солнце, мимо него то и дело проплывают блестящие пузатые сигары самолетных фюзеляжей, я лежу в кружевной тени у самого берега огромного пруда и впитываю кожей теплые лучи.

Сегодня суббота. Парк у пруда полон народу: москвичи отдыхают. Газон усеян телами загорающих, иные возвышаются в кустах в полный рост, едва прикрытые тонкой полосочкой ткани — эти почти шоколадного цвета, но с жадностью ловят каждый фотон ультрафиолета, чтобы стать еще немного темнее, пес его знает, зачем.

Жарят шашлыки. Мангальный дым, пропитанный вкусом жареного мяса, к счастью, не скапливается: легкий ветерок разносит его над парком, оставляя лишь тонкий флер аппетитного аромата.

Шумно. Очень много детей, они метеорами носятся вокруг, плещутся в воде, играют и радуются. Детство, беззаботное детство, замечательная пора! Когда можешь вообразить себе в игре все, что угодно, и палка легким усилием воли превращается в лихого скакуна, а сложенные горой подушки — в неприступную крепость.

Пытаюсь освободить голову настолько, чтобы тоже ненадолго погрузиться в беззаботное детство внутри себя и побыть там немного, это невероятно освежает. Но ничего не выходит: меня выдергивает из блаженной нирваны кучерявый ангелочек лет пяти, выскочивший из пруда, оросивший меня мириадой брызг и теперь наворачивающий круги вокруг с криками: «Медуза! Медуза!!»

Вот так. Медузы! Я не в Бутово. Я на море. Мне хорошо!

Сверхурочные (и немного размышлений о природе человека)

Работать с травматологами почти никогда не бывает скучно, но почти всегда получается очень долго. Люди отчаянно ломают себе руки и ноги в драках, автоавариях, выпадая из окон и падая на ровном месте, и отделение травмы почти никогда не пустует. В травматологических операционных конвейер здоровья, понятное дело, тоже не останавливается, и в результате почти всегда приходится задерживаться на работе после официального окончания рабочего дня.

Вот и сегодня выйти из оперблока удалось лишь после четырех, а ведь еще нужно посмотреть и побеседовать с завтрашними пациентами! Короче, двери больницы сомкнулись за моей спиной лишь в шесть вечера с хвостиком, и некоторая часть планов, которые я так старательно вписывал в сегодняшнее расписание, с треском провалилась в тартарары. Ну и пес с ними.

Кстати, о пациентах. Это удивительно многополярный мир, и я не перестаю удивляться.

Бабушка, покинутая всеми, начиная от собственного сознания, с кучей нелеченой сопутствующей патологии, которая в таком виде операцию не перенесет. Нужно отложить, чтобы хоть немного оптимизировать состояние организма — а откладывать нельзя, во всяком случае, надолго, иначе бабушка помрет от осложнений постельного положения. Так и балансируем на лезвии ножа: уморить пациента не хочется никому, а чудесные исцеления за последние пару тысяч лет почти перестали случаться.

Или вот, изумляющая меня категория пациентов, которые ведут себя, словно овцы на заклание. Их ничего не интересует — ни что с ними собираются делать, ни варианты лечения, ничего. Собственное здоровье их тоже волнует редко, и, надо сказать, в такой когорте сплошь злостные гипертоники и засахарившиеся диабетики, а лекарства… а что лекарства? Ну, был врач, сказал пить какие-то таблетки… но зачем? Ведь я же ничего не чувствую? Ага, до первого инфаркта и паралича. А потом — ах, эти безрукие врачишки! И вылечить не могут, и вообще уморили совершенно здорового человека, который еще вчера сам ходил…

Забывают уточнить, что под себя.

Но бывают еще и чрезвычайно дотошные пациенты. Такие отнимают много времени: рассказываешь подробно, что и как, отвечаешь на все вопросы. И надеешься, что ненапрасно. Потому что уверенным быть нельзя, ведь такой больной может выйти в интернет и построить собственное экспертное мнение по форумам и комменатриям других «знатоков».

Однако, все проходит. Заканчивается когда-нибудь и рабочий день с неоплачиваемыми сверхурочными часами. И я иду домой.

Нога все болит, но, кажется, я приспособился ходить так, чтобы этого не замечать.

Среда с чистого листа: мальчик, который гулял по ночам

image

Жил-был как-то раз на свете мальчик, совсем обычный человек, такой же, как ты или я. Жил он в маленьком поселке, настолько крошечном, что его даже не рисуют на карте России. Туда не ходят поезда, рядом нет судоходных рек, лишь дряхлый автобус два раза в день по узкой разбитой дороге может тебя в тот поселок отвезти.

Да вот только зачем тебе туда? Делать там совершенно нечего, и случайно занесенные туда ветром советского вузовского распределения взрослые часто ловили себя на мысли, что, несмотря на местную природу и чистый воздух, они в общем-то не прочь навсегда покинуть эту дыру и переехать в город покрупнее.

Мальчик тот (кстати, его звали Петя), ни о чем таком не задумывался: он жил тут с самого рождения, ему был знаком каждый кирпичик каждого дома и каждая веточка в соседнем лесу. Населявшие поселок несколько сотен человек были ему словно одной большой семьей: все знали все обо всех, ходили друг к другу в гости, двери в квартирах почти никогда не запирались, а дети летом гуляли дотемна.

В общем, представить себе другой уклад Петя никак не мог, и все его совершенно устраивало, пока вдруг однажды ночью, во сне, он не вывалился из собственной головы и не очутился в совершенно незнакомом месте.

По широким ярко освещенным ночным проспектам неслись мириады машин, дома высились десятками этажей, и в каждом горели окна, какие-то нежно-желтым светом, в других свет был неверный, голубоватый и мерцающий.

Петя перепугался — а кто не испугался бы? Сонмы незнакомых людей спешили по тротуарам, не замечая ни друг друга, ни Петю. Оцепеневший, он стоял среди броуновского движения людей и машин, пока все вокруг вдруг не свернулось в быстро растворившуюся в темноте его собственной комнаты точку.

В ту ночь заснуть больше никак не получалось, и Петя ворочался в своей кровати до самого утра, раздираемый любопытством и страхом на маленькие клочки.

Потом были еще дни и ночи, они сменяли друг друга в карусели детской непосредственности, и привидевшийся ночной кошмар довольно быстро забылся, уступив место привычному жизненному укладу.

Но через много дней однажды это повторилось, и снова напугало маленького мальчика до дрожи в коленках. Однако Петя в этот раз успел осмелеть и сделать несколько шагов, осмотреться вокруг, прежде чем ночная прогулка неожиданно закончилась. Потом он еще часто вываливался по ночам из собственной головы, и детское любопытство и непосредственность все-таки однажды взяли верх, и мальчик стал отважно исследовать большой город.

Шло время, Петя рос, но ночные прогулки не прекращались. Он даже научился самостоятельно вылезать из своей головы во сне, и после этого жизнь в маленьком поселке быстро стала серой и скучной по сравнению с ярким ночным миром Млсквы, по которой он путешествовал, пока тело его спало. Дни тянулись долго и муторно, Петр с нетерпением ждал ночей, чтобы отправиться на прогулку, и выходил теперь почти сразу, как засыпал, и гулял подолгу, возвращаясь лишь под утро, чтобы залезть обратно и пережить еще один скучный серый день.

Но вот однажды, вернувшись под утро, Петя обнаружил, что залезть обратно у него не получается. Его бездыханная седовласая голова с синюшными губами никак не хотела пускать мальчика внутрь.

Ты спросишь меня, откуда я это знаю? А Петя мне сам рассказал. С тех пор, как он умер, он так и слонялся по Москве, навещая разные дома и пытаясь заговорить с людьми. Никто его почему-то не замечал, а я вот заметил. Правда, в голову я его к себе пускать не стал, мы просто общаемся время от времени по ночам, когда мне не спится.

Как, всего лишь среда?

Проснулся удивительно разбитым. Все это от того, конечно же, что лег вчера лишь к полуночи, а до того не спал толком на работе. Если кофе, легкий завтрак и зарядка не приведут меня сейчас в рабочее состояние, то день сегодняшний пройдет со скрипом. 

Естественно, ничего не снилось.

Нога все болит. Вчера, перед тем как пойти к травматологам смотреть пациентов на операции, заскочил в рентген, напросился на снимок колена. Хорошая новость: это не кости, кости целы. Плохая новость: значит, это сухожилия. Значит, болеть будет еще долго, несколько недель. Травматологи мои опасения лишь подтвердили. Надеюсь, за эти несколько колченогих недель моя походка окончательно не испортится, я не заработаю плоскостопия и сколиоза, ведь все эти обезболивающие таблетки и мази почти не помогают, а постоНно носить коленный ортез мучительно.

Переживем. Все переживем. Сегодня меня ждет интересный и очень насыщенный день.

Вторник с чистого листа: Рваная рана в моей душе

Спасибо, доктор. Кажется, психотерапия, которую вы сам себе назначили, начинает помогать. Скоро все наладится, а пока подумайте: зачем на планете столько страдания и почему большую часть страданий причиняем себе мы сами.

Ваша, Хранительница очага возгорания

Ночь

Сегодня ничего не снилось, вроде бы. Может, просто позабыл все, а может, это от того, что на работе я и не сплю толком, а чутко лежу с закрытыми глазами в ожидании вызова.

А я уж думал, что меня будут мучать путаные сновидения по мотивам проглоченной вчера «Цветов для Элджернона», которая теперь, пожалуй, займет место в списке моих любимых книг.

Дежурил трансфузиологом. Вызывали к мужчине 68 лет, у которого лейкоциты нарастали с космическими скоростями, удваиваясь каждый час. К ночи было уже 160 тысяч. С такой же скоростью снижался гемоглобин, и несмотря на все переливания, к часу ночи мужчины не стало.

Особенно яркая надежда в глазах родственников тех, кого спасет только чудо и чьи шансы дожить до утра катастрофически близки к нулю — почему?

И еще пара вызовов, но там ничего особенного.

Понедельник с чистого листа: Зачем вы опять пытаетесь съесть меня?

image

Буду всеми правдами и неправдами вырываться из цепких лап непонятного монстра, который пытается утащить меня обратно в темноту. Я сделаю это, я смогу.

Читаю «Цветы для Элджернона». Нравится. Тяжело. Близко.