Зарплата пришла неожиданно, поздним вечером. Телефон коротко просигналил об смс, уведомившем меня о зачислении. Нас предупреждали, что больница в долгах, что в России непростая общественно-политическая и экономическая ситуация, что присоединенные к стране крымчане отчаянно нуждаются в наших деньгах для помощи, что скоро выборы и необходимо пока перетерпеть, поэтому зарплата отныне будет совсем не такой, какой мы привыкли ее видеть.

Но никто не предупредил, что она будет такой.

За работу суточным дежурантом с десятью дежурствами в августе (это, на секундочку, 240 часов, в том числе 80 ночных, которые всегда оплачивались по повышенному тарифу), больница заплатила мне немногим более 36 тысяч рублей. Нехитрыми подсчетами удалось установить, что эта сумма даже немного меньше голой ставки, на 1,8 которых я работаю, без всяких доплат за вредные условия труда (предусмотренные трудовым договором), без повышенной оплаты ночных часов, о каких-то премиальных выплатах речи вестись даже не приходится.

Осознание этого обстоятельства обухом больно шарахнуло меня по сонной голове, и я немало опечалился. Как дальше жить? Что делать? Чем компенсировать утраченный доход? Почему, если бы я работал в Макдоналдс уборщиком, я бы зарабатывал столько же при гораздо более приемлемом графике работы? Эти вопросы сонмом мух кружились в черепной коробке и вызывали неприятную головную боль.

Первым делом я, конечно же, отправился сбрасывать пар в Твиттер. Моя боль, вылившаяся в сообщение о небольшой зарплате, к моему удивлению, за минуты стала самым часто цитируемым сообщением моего твиттера за все время, посыпались и ответы.

С разных сторон страны писали, что-де там-то они давно зарабатывают столько же, если не меньше, и мы в своей Москве просто зажрались, что непонятно, каким образом моя зарплата зависит от Крыма и его присоединения, а некоторые уточняли, не кочегаром ли я работаю в богадельне. Нашлись и сострадающие, кто-то выразил понимание и негодование сложившейся ситуацией, а еще было высказано мнения, что первыми в ходе нынешнего системного кризиса в России под нож отправились зарплаты врачей и учителей.

С тягостным чувством беспомощности и ненужности, обуреваемый тупой злобой по поводу творящегося беспредела, я отправился спать, чтобы в забытьи сна хотя бы немного отвлечься от насущнах проблем.

И мне, надо признаться, удалось. Снились красивые панорамы итальянских Альп, где когда-то в прошлой жизни десять лет назад мы совершали восхождения, снились теплые воды Адриатики, вечерние посиделки в общей комнате общежития с кружкой горячего Несквика и горячей головой, полной наполеоновских планов относительно собственного будущего, открытые полудетские лица одногодок и старшекурсников. И все такое доступное, такое осуществимое, только пожелай…

И так хорошо мне было в этих грезах, что никакой будильник не смог вытянуть меня обратно в серую московскую реальность, и я едва не проспал любимую работу. Пришлось ежеутренний часовой ритуал пробуждения и сборов укжать в пять минут, но дом я, кажется, покинул не позднее, чем обычно.

Но что же теперь делать? Ведь ясно одно, лучше-то точно не станет, во всяком случае, в обозримом будущем. По пути в больницу я сложил у себя в голове простенький план дальнейших действий, которым и вооружусь на ближайшее время.

А там посмотрим, куда кривая выведет.

Поддавшись очередному импульсу, купил вчера фотопринтер с системой непрерывной подачи чернил, Epson L800. Раньше Эпсон, помнится, костерил такие системы, как мог, оберегая собственные доходы от продажи фирменных расходников, но теперь, по-видимому, решил возглавить то, с чем оказался не в силах бороться — да не суть. Сам принтер тоже хорош, отпечатки делает замечательные, как-нибудь я обязательно сделаю коротенький обзор, но поговорить я хотел совсем не об этом.

Одним из первых шагов в установке этого принтера является заправка системы непрерывной подачи чернил собственно чернилами. Первоначальный набор поставляется вместе с принтером во флакончиках по 50мл количеством аж шесть штук.

Ну вы поняли, да? Я уделался по самые уши.

Руки у меня, конечно, приспособлены совсем не из того места, из которого стоило бы, но совершенно точно они растут не из жопы. Иначе объяснить то, как у меня получается благородный ручной труд, мне не хватает интеллекта.

Ну, то есть, как. В целом-то все неплохо, но есть нюансы. С самого детства эти нюансы не дают мне покоя. В детском саду, в вечерней группе, мне нравилось вышивать крестиком: замечательное, в сущности, занятие, помогавшее скоротать время до прихода родителей не особо докучая воспитателям. Результаты моих трудов на первый взгляд обычно весьма точно соответствовали первоначальной задумке, вот только расход мулине был удивительно велик. Секрет таился на обороте: Саша рос творческой личностью, и вышивать крестик за крестиком, от одного к следующему, соседнему, ему казалось скучно, поэтому следующие крестики выбирались хаотически, и на оборотной стороне вышивки толстым слоем покоились втуне потраченные нити.

Складной стульчик, который мы мастерили в школе на уроке труда (посвятив сему занятию едва ли не целое полугодие) получился у меня совсем как на картинке из учительской методички, и даже складывался, но, несмотря на тщательное следование чертежам, ножки его почему-то вышли немного разной длины, в результате чего стульчик всякий раз жалобно поскрипывал, когда я демонстрировал его функциональность перед гостями, грозя предательски развалиться в самый неподходящий момент.

Потом было еще много чего. Недоделки и шероховатости становились все менее заметными, но никогда не покидали мои поделки. В редкие приступы перфекционизма я мог насиловать какую-нибудь свою работу, шлифуя до блеска неудачные на мой взгляд места, но потом, во время презентации, занозы вылезали из какого-нибудь совершенно неожиданного угла. Впрочем, редко когда эти занозы замечал кто-нибудь, кроме меня — настолько они были незначительны, — но идеальной свою работу я назвать все же не мог.

В общем, не могу сказать, что сильно страдаю от своего несовершенства и от несовершенства всего того, что я делаю. Зачаток перфекционизма в свое время удалось обуздать и ввести в продуктивное русло, позволив себе производить на свет вещи с несущественной щербинкой, которая зато делает наделяет работу душой, приятным ощущением рукотворности и человеческой теплотой.

Имперфекционизм, в конце концов, тоже имеет право на существование. И бог с ними, с окрашенными во все цвета радуги пальцами — они непременно однажды снова обретут нормальный оттенок человеческой кожи.

Хотя прошло уже несколько лет, как закончилась моя учеба, я безошибочно определяю начало учебного года. И дело вовсе не в каком-то сверхъестественном внутреннем чутье: просто в метро после первого сентября становится не продохнуть.

Ах, как хорошо было летом: выйдешь из дома, прогуляешься неспешно по залитой утренним солнцем улице, сядешь в вагон метро — сядешь, в прямом смысле этого слова — и поедешь на работу, разжигая понемногу внутри себя дремлющее рабочее настроение. И, когда пересечешь порог больницы, уже готов «к новым трудовым подвигам и победам».

А теперь? Промозглое серое утро, солнце прячется от противного моросящего мелкого дождя где-то глубоко за горизонтом, скупое на свет и тепло, и ты в безликой толпе, в бесформенной человеческой массе непроснувшихся тел вяло течешь по улице, так же вяло затекаешь в вагоны метро, наглухо запечатывая их этим человеческим сургучом — да так тесно и плотно, что внутри переполненных бочек на колесах совершенно не останется места даже для глотка свежего воздуха — и сонно тащишься по московским подземельям, лениво переваливаясь с ветки на ветку, смешиваясь с такими же безликими спящими массами жителей других районов мегаполиса. И в конце пути сам не понимаешь, как тебя донесло до рабочего места, ведь внутри себя ты все еще спишь в своей теплой мягкой постели, надежно защищающей тебя от темного холодного негостеприимного осеннего мира.

А вот еще напасть: за время летнего отдыха молекулы человеческих тел начисто позабыли привычные траектории своего движения по линиям и переходам метро, и хаотическое броуновское перемещение людей в общественном транспорте то и дело создает пробки на и без того трудном пути.

Во всей этой безысходности яркими искрами — школьники, особенно младшеклассники. Подлинная радость встречи после летней разлуки, заливистый звонкий детский смех, а у некоторых — цветы для любимых учителей. Или потому, что мама сказала, что так положено? Вот она, стоит за спиною школьника, зеленая от того, что пришлось проснуться сильно раньше, чем организм привык за лето, и, кажется, уже совершенно индифферентная к происходящему вокруг.

Вообще, в тоске московской осени во многом повинны именно взрослые. Вы посмотрите вокруг себя: эти переполненные вселенской скорбью лица, эти зыркающие из-под самых бровей глаза, в которых страх перемешался с брезгливостью и злобой, эти опущенные ниже некуда уголки рта, делающие лицо похожим на древнегреческую трагедийную маску… А ведь как мало надо было бы, чтобы согреть мир: только приподнять эти самые уголки рта на пару сантиметров, да перестать ненавидеть всех и вся!

Но в плотно набитом утреннем транспорте очень сложно избавиться от ненависти, когда на твоей ноге уже третью остановку стоит грузная женщина, в лицо жарко дышит вчерашним перегаром гражданин с глубокими следами асоциального поведения на лице, а по ушам бьет неприятное шипение из дешевых наушников парня с засаленными дредами, которые он старательно запихивает тебе прямо в рот.

И все же попробую. Сосредоточусь полностью на приветливой улыбке, и тогда внимания для всех этих досадных мелочей, окружающих мое утро, попросту не останется.

Ах, а какие были ожидания! Заняться собой, домом, посвятить максимальное количество времени родным, солнцу, неспешно передвигать свой организм по залитым солнцем побережьям теплых морей… Но, как обычно, из всего запланированного не сбылось почти ничего.

Впрочем, понежить пузико под лучами южного солнца все же получилось — в Крыму. Даже покупаться вышло, правда, меньше, чем хотелось, да и вода была довольно прохладная, ведь в Крыму я оказался в самом начале туристического сезона, когда погода еще не устаканилась, а море толком не согрелось.

Теплая вода была в Италии, куда в конце отпуска я отправился на встречу выпускников нашего United World College of Adriatic. С момента моего последнего дня там уже миновало (подумать только!) десять лет, и было очень интересно посмотреть, что случилось с моими однокашниками за это время. Проклятый Фейсбук, устроенный таким образом, чтобы показывать лишь лучшие новости из жизни френдов, да при том еще и в случайном порядке, как оказалось, давал совершенно искаженную картину: никаких таких сверхдостижений за однокашниками не наблюдалось — обычные люди со своими карьерами, опытами и тараканами в голове. Очень здорово пообщались, кстати, взяв друг с друга обещание обязательно встретиться в грядущем году.

А вода… Забавно, но за тот год, что мне довелось жить на Адриатическом побережье, я почему-то ни разу не купался в море. Сейчас уже сложно сказать, почему, одно определенно: это было совершенно зря.

За исключением этого небольшого промежутка отпуска, моим летним временем безраздельно владела любимая работа. Только в августе удалось немного вырваться из ежедневной рутины, и уйти в дежуранты — но и тут оказалось едва ли не больше минусов, чем плюсов. Во всяком случае, понять, как мне нравится больше — работать в день или дежурантом — у меня так и не вышло.

Август вообще подложил мне свинью: почти неделю пришлось проваляться в постели в полуобморочном состоянии с температурой под сорок градусов и всеми сопутствующими высоким лихорадкам прелестями патофизиологии. В это же самое время маленьким вихрем ворвалась в мое южнобутовское обиталище порядком подросшая с нашей последней встречи дочь, почти неделю мы с ней развлекались обществом друг друга, веселыми играми, совместным просмотром кино и мультфильмов и познавательными вылазками по окрестностям. Собственно, если бы не присутствие дочки, то мощные комбинации противомикробных химиопрепаратов мне наверняка пришлось бы принимать гораздо дольше.

И вот оно подошло к концу, это лето 2014 года. Оно было замечательным, и если бы мне довелось когда-нибудь вернуться, чтобы прожить его еще раз, я никогда не отказался бы, и почти все сделал бы точно так же.

Разве что с родными постарался бы провести еще больше времени.

Случилось у меня на днях страшное: где-то в глубоких отделах моего мозга проснулась и зашевелилась давно дремавшая Бацилла импульсивного спроса. Все начиналось с безобидного поиска недорогой замены фирменным активным 3D-очкам для проектора (ну потому что в мою картину мира не укладывается их официальная стоимость, когда комплект из нескольких пар очков по цене догоняет сам проектор!)

Как и всегда, поиски недорогой электроники закономерно привели меня на сайт китайской интернет-торговли, широко известный в не таких уж узких кругах. Там я уже однажды отоваривался, в тот самый раз, когда умудрился кокнуть матрицу на своем предыдущем нетбуке — новая матрица пришла из Китая в разумный срок, совершенно целая (что странно, потому что доставкой занималась Почта Роисси) и точно та, которая мне была нужна. При этом стоимость ее вместе с доставкой оказалась почти вдвое ниже, чем самое недорогое предложение в Москве. Руки у меня тогда еще были довольно прямые, поэтому с установкой матрицы я более-менее справился сам, но богатство китайской интернет-торговли меня в тот раз сильно впечатлило и надолго врезалось в память.

Длительное время меня (и мой тощий кошелек) спасало то, что я совсем не любил онлайн-шоппинг. Куда интереснее мне было бы отправиться в магазин и трогать, трогать все представленное там руками, придирчиво разглядывать и всячески ощущать — словом, делать все то, чего в интернет-магазине сделать никогда не получится. Но постепенно свободного времени становилось все меньше, ритм жизни ускорялся и традиционные оффлайновые покупки (не говоря уже о развлекательно-смотрительном посещении магазинов) в моей жизни становились все реже, замещаясь покупками, совершенными через Сеть.

И вот — свершилось. Бацилла импульсивного спроса дорвалась до китайского интернет-магазина, который с прошлого раза заметно похорошел, расширил ассортимент и обвесил сайт типичными завлекалочками, изобретенными хитрыми американскими маркетологами и надежно срабатывающими на уровне базальных ганглиев нервной системы. Я погрузился в шоппинг. Сначала я хотел ограничиться лишь очками и парой мелочей. На следующий день, когда магазин прислал уведомление об отправке моей покупке, я снова оказался на сайте, кликнув по ссылке в письме, и Бацилла заставила меня заказать еще несколько предметов.

А потом была распродажа. Ооох…

Как бы заставить этого монстра успокоиться? Меня даже смущает не то, сколько денег тратится (честно говоря, не особо-то и много, ведь над Бациллой импульсивного спроса сидит внимательная Жаба, которая придушивает всякий раз, когда глаз цепляется за что-нибудь сколь-либо дорогое), а то, что скоро на почту мне придется ходить как на работу, получая из Китая посылку за посылкой.

Интересно будет посмотреть на реакцию работниц почтового отделения, а еще — узнать, как скоро моим интенсивным почтовым обменом с Китаем заинтересуются недремлющие органы внутренней секреции.

Ну а я буду периодически отписываться, что там с этими китайскими товарами, и как. Даже самому любопытно.

Я удивительно плох в смысложизненных решениях. Когда предстоит определиться, как дальше жить, я цепенею и становлюсь особенно восприимчив к любым влияниям со стороны окружающих людей, мнение которых мне не полностью безразлично. В эти моменты, как назло, ветер peer pressure дует в совершенно разных направлениях, разрывая меня на клочки.

И ведь не только снаружи мнения отличаются. Внутри идет не менее оживленная борьба холодного мозга и горячего сердца. Рассудок отчаянно рационализирует, парируя аргументы эмоций, и накал страстей в черепной коробке такой, что можно выплавлять сталь. Вот только силы примерно равны, никакого очевидного решения не приходит, и нерастраченная энергия внутренних противоречий продолжает копиться, угрожая мощной неконтролируемой цепной реакцией непредсказуемых последствий.

Ну зачем, ну почему я не эгоист? Это здорово помогло бы в ситуациях, когда нужно определиться между своей выгодой и благополучием окружающих! Но нет, вместо того, чтобы обустраивать собственное существование любыми средствами я зачем-то стремлюсь оставить как можно меньший неприятный след в жизнях окружающих (часто — совершенно посторонних мне) людей. И самое обидное, эмоции почти никогда не дают признать, что, окажись эти люди на моем месте, они ни за что не поступили бы так же.

Эх, мама… зачем только ты воспитала меня таким добрым мягкотелым мямлей?

Жила-была на свете маленькая девочка Лида. Она жила в маленьком домике на краю Земли и работала почтальоном в Службе счастья и удачи. Эта организация с самого начала времен доставляла жителям извещения о предстоящих изменениях их жизней к лучшему, делала своим абонентам приятные сюрпризы и всячески поддерживала равновесие мироздания, подкладывая на Чашу Добра маленькие гирьки своих радостных сообщений.

Лида с утра и до позднего вечера рассылала по Большой книге адресов письма счастья, телеграммы удачи, маленькие и большие посылки сюрпризов. Адресатов она выбирала по наитию, ориентируясь на чаянья своей кристально чистой души, и никогда не ошибалась.

Шли годы, человечество плодилось и развивалось, планета покрывалась сетью скоростных магистралей, связавших между собой многомиллионные города, а Лида все так и работала на доставке одна. Чтобы хоть как-то поспевать за техническим прогрессом, руководство Службы добра и удачи установило на рабочем месте Лиды компьютер, и отныне сообщения рассылались в электронном виде. Но Лида по-прежнему отбирала адресатов вручную, ведь душа ее была все так же прекрасна и кристально чиста.

Вот только народу на Земле стало слишком много, и Великое равновесие мироздания нарушилось: зло люди с упоением творили сами, а лидины напоминания о добре и счастье не поспевали адекватно наполнять Чашу добра. А тут еще напасть: почтовые службы стали фильтровать письма счастья как спам, и большая их часть вообще не доходила до адресатов.

Но Лида об этом не знала. Ей с трудом удавалось поспевать за скоростью технического прогресса, ведь несмотря на всю свою истинную доброту и чистоту, она была всего лишь человеком, со всеми присущими этому биологическому виду особенностями. Лида старела, память ее стремительно ухудшалась, зрение теряло остроту, и часто письма по ошибке, забывчивости или из-за другой оплошности уходили не на те адреса, куда следовало: по некоторым адресам сообщения уходили гораздо чаще.

К чему я все это рассказываю? Однажды я открыл папку со спамом своей электронной почты и обнаружил там целых пять писем счастья от Лиды. Но, к сожалению, все они были безнадежно просрочены.