В голове Надежды Петровны было темно, тихо, сыро и почему-то шел снег. Почти столетний старушачий мозг под воздействием пропофола совершенно утратил способность генерировать новые образы, и пенсионерка погрузилась в тягостную летаргию. То тут, то там из влажной темноты ее подсознания выступали серые громадины обломков воспоминаний, растрескавшиеся и развалившиеся, понять теперь, в ознаменование чего здесь когда-то были воздвигнуты эти гротескные обелиски, было решительно невозможно.
Я осторожно шел по полям памяти, стараясь не пораниться об торчащие ости. Но еще больше мне не хотелось причинить новых разрушений: деменция, разбушевавшаяся под воздействием препаратов, справлялась с этим за нас обоих, стирая память Надежды Петровны в мелкий порошок, который я поначалу и принял за снег.
Нужно уходить и заканчивать, пока здесь осталось хотя бы что-нибудь. С этой мыслью я вынырнул в операционную и с удовлетворением обнаружил, что хирурги накладывают последние кожные швы.