Ну, привет, дружочек.

В этом году я припозднилась со своими поздравлениями, ты уж прости: в преддверии самой длинной ночи в году бросила все свои силы на то, чтобы Очаг не погас, чтоб пережил эту ночь и эту странную, похожую скорее на позднюю весну, зиму вообще. Ты же помнишь, как это бывает, когда тухнет Очаг? Вот и я помню, но сил с каждым годом все меньше, и вот уже в заботах о пламени я забываю поздравить тебя с очередной датой.

Но в этом нет ничего страшного. В конце концов, всего лишь лист календаря перевернулся, для миллиардов других людей на планете это не обозначило ровным счетом ничего.

Я, кстати, смотрю, что ты все-таки отметил дату, хоть и не собирался. Рада за тебя. И рада вдвойне, что в этот раз у тебя получилось собрать волю в кулак и не растерять во время празднования ценные вещи, документы и деньги.

В общем, я очень рада, что ты растешь. Продолжай, у тебя пока неплохо получается. Пусть удача сопутствует, а здоровье не покидает.

С днем рождения, Саша.
Твоя хранительница Очага возгорания.

Ну конечно же, я простудился. Скачущая вокруг нуля температура на улице доведет до хрипоты и мерзенькой субфебрильной температуры кого угодно. Но тут погода взяла себе в союзники мощную бюрократическую машину нашего государства.

Понадобилось продлить другу регистрацию, этот пережиток крепостного права. Памятуя о том, как в прошлый раз мы, не особо заморачиваясь, скачали все необходимые бумажки из интернета, аккуратно заполнили их дома на компьютере, распечатали, довезли до МФЦ и в течение пяти минут все сдали и получили готовую регистрацию, мы (о, святая простота!) решили, что и в этот раз можно ни о чем не беспокоиться. Но кто бы мог подумать, что за прошедшие полгода такая прекрасная, благая идея, как одно окно в МФЦ превратилась обратно в заповедник совдепа!

Нет, поначалу все начиналось невинно. Свежеокрашенное, большое и светлое помещение МФЦ встретило нас улыбчивой девушкой, короткой электронной очередью и удобными кожаными креслами для ожидающих. Не российские госуслуги, а визовый центр богатого западноевропейского государства, честное слово! Правда, отсидев в очереди свои десять минут и попав к заветному окошку, мы выяснили, что приехали не туда: требуемая услуга оказывается только в МФЦ по месту прописки, а не в том, где удобно.

МФЦ района Южное Бутово очень удобно разместили в самой удаленной части района, куда не попасть пешком, лишь автобусами с одной пересадкой по пути. А на улице — ранняя московская зима. Коричневая каша под ногами, мелкая удушливая взвесь которой, поднятая колесами машин, облепляет глаза, оставляет неприятное послевкусие во рту и затыкает уши, нашептывая: «сиди дома», «сиди дома». И холодно.

Вот тогда-то, по-видимому, мой иммунитет сдался, и я простыл. Но квест, в конце которого нас ждала заветная бумажка, лишь начинался.

С тех пор, как я последний раз посещал МФЦ на Савицкого, внешне там кроме сезона на улице ничего не изменилось — на первый взгляд. Все перемены ждали нас внутри. В приемном помещении вместо терминала, печатающего талончики электронной очереди, теперь разместилась молодая девушка-заградотряд (я еще удивился, как можно быть такой молодой, а уже тёткой). Нас заставили переписать заявление от руки. Потом еще раз. И только потом выдали треклятый талончик.

Очередь двигалась медленно, но она двигалась. Мы сидели в ожидании прямо напротив заградительной барышни и изумлялись: то, от чего так старались уйти, внедряя многофункциональные центры, здесь цвело пышным цветом. Манера общения, бесконечные переписывания документов и заявлений, путаница и неразбериха… Настроение быстро портилось, а в моих верхних дыхательных путях столь же быстро плодился поселившийся респираторный вирус.

Наконец, нас позвали к окну. Казалось бы, все? Не тут-то было. Гаечки миграционного законодательства закрутились за полгода туже, и просто сдать чертово заявление у нас уже не получилось. Наши паспорта тщательно ксерили, подозрительно разглядывали наши физиономии и очень быстро попросили вернуться в приемную ожидать.

Суета, неразбериха, неизвестность, ожидание. На экране электронной очереди светилась статистика МФЦ Южного Бутова за сегодня — 132 зеленые рожицы (довольные посетители), 34 — желтые и одна красная. Мое настроение, поначалу «зеленое», к тому моменту, когда нас, наконец, вызвали обратно к окошечку, ушло далеко в минус, никакой красной рожицей не выразить.

Но я попытался. Кнопочки голосования у окошка были стыдливо прикрыты картонкой со слоганом об улучшении качества обслуживания, которую пришлось отодвинуть, чтобы волеизъявить. Андрей уговаривал меня пощадить женщину по ту сторону стойки, его настроение еще не успело испортиться до конца. Мы компромиссно нажали среднюю, желтую кнопочку.

Статистика на экране в приемной не изменилась.

Вот и все, что надо знать об МФЦ. В Европу захотели? Электронные очереди и упрощение получения госуслуг вам? А может быть, еще и здравоохранение и социальное развитие?

Да простят меня физики-ядерщики и все причастные, но вот какая мысль пришла вдруг в мою голову, свила гнездо и никак не желает освобождать согретое место.

Все люди — элементарные частицы.

Ну, конечно, не в самом прямом смысле. Но суть идеи именно такова: каждый человек, с точки зрения любого другого индивидуума, обладает полным набором свойств какой-либо элементарной частицы.

Что самое печальное, абсолютное большинство людей вокруг — нейтрино. Практически невесомые, проносящиеся с околосветовой скоростью через время-пространство сгустки, складки материи-энергии: они пронзают все окружающее сквозь, не взаимодействуя, не сталкиваясь, не изменяя свойств повстречавшегося.

Летят себе.

А есть по-настоящему тяжелые люди-частицы. Такие, что, оказавшись на пути, круто меняют твою дальнейшую траекторию, а то и с ног на голову переворачивают набор твоих физических свойств — так, что ты и сам становишься совершенно другой частицей, совсем иной сущностью! К таким людям, как ни крути, привязываешься. С удовольствием или с недоумением, но вращаешься по орбите вокруг них, ведомый полями сильного взаимодействия.

Мне повезло. Повстречавшиеся на моем пути частицы навсегда закрутили мою траекторию таким образом и многократно перезарядили меня так, что теперь я больше не нейтрино.

Вот только иногда, чтобы расти, приходится покидать уютные орбиты вокруг переделавших меня частиц. А иногда и сами эти люди уходят — уходят, чтобы влиять уже на другие частицы — тогда ты, сохраняя приданный ими заряд и ускорение, просто продолжаешь начатое. И дело живет.

И развивается. И дает ростки на новых местах.

В добрый путь, Андрей! Побольше продуктивных взаимодействий на новом месте. И, конечно, до новых встреч!

По черному экрану телевизора печально маршировали шеренги букв заключительных титров. В уютном мягком диване напротив сидели двое.

— Этот фильм чудовищен. Ни идеи, ни сюжета, ни смысла.

— Мне жаль потерянного времени.

— Даже странно, что нам так хотелось его посмотреть.

— И актеры! Никакой игры!

— Да и вообще, непонятно, как их подбирали, они же совсем не на своих местах!

— Странно, мне казалось, что я много хороших отзывов читал об этом фильме. Да и трейлер мы с тобой видели в кинотеатре, помнишь? Неплохой же трейлер был!

— Да уж, ожидания безнадежно обмануты.

— Зря мы потратили два часа времени на это дерьмо. Вот бы можно было бы все это забыть!

— Вообще-то… — он достал из ящичка в столе блестящий серый пульт с единственной кнопкой, — вообще-то можно. Давай сотрем воспоминания о последних нескольких часах!

Короткое нажатие на кнопку, яркая вспышка.

По черному экрану телевизора печально маршировали шеренги букв заключительных титров фильма. В мягком уютном диване напротив сидели два глубоких старика.

Спонсором моего удлиненного рабочего дня уже в который раз становятся любимое отделение травматологии и его неутомимые травматологи. Особенно приятно задерживаться на пару часов сверх времени, обозначенного в трудовом договоре, в такие дни, как сегодняшний — после суточного дежурства.

Когда «дежурные» сутки наслаиваются на ежедневный график, ты выходишь из дома, скажем, во вторник ранним утром, работаешь день, продолжаешь работать ночью и следующим утром, не отходя далеко «от станка», начинаешь следующий рабочий день. А уж сколько тот будет продолжаться — тут уж, что называется, как карта ляжет. Бывает, даже удается уложиться во время и уйти с работы, как положено — в четыре вечера! В общем, добираешься до дома лишь в среду вечером и падаешь, наконец, спать. А в четверг рано утром снова на любимую работу!

Один из моих самых любимых анекдотов про врачей: «Почему большинство врачей работает на полторы ставки? — Потому что на одну есть нечего, а на две — некогда.» В общем, немало в этой шутке горькой правды, поэтому иногда приходится вот так проводить на работе по 30 часов безотрывно.

С больничными стенами сродняешься, срастаешься, и уже начинает казаться, что так было всегда, что ты в этом здании родился, вырос, в нем же и помрешь, и нет никакого мира за стенами больничных лабиринтов, а оранжевый фейерверк молодой осени за окном — не более, чем игра коллективного воображения. Если дежурство, к тому же, выдастся беспокойным, и ночь без передышки ты стоишь в разных операционных, то уже к середине второго дня заточения накопившаяся усталость безжалостно растягивает время в длинные, тягучие сопли, всё становится невыносимо медленным, и простые, казалось бы, операции продолжаются бесконечно долго.

Тем приятнее оказаться, наконец, вовне. Бодрящий свежий ветерок нежно будит усталый мозг, время набирает привычную скорость и мир больше не похож на зажеванную кинопленку. До чего же, черт побери, здорово! На улице все новое! Природа выглядит по-другому, воздух совсем другой на вкус, осеннее солнце светит совершенно по-новому, играя на лицах новых людей своими желто-оранжевыми лучами.

Лица, лица! Новые лица! Улыбающиеся (обидно редко), отсутствующие, безразличные, агрессивно-угрюмые (неприятно много), разные — но здоровые. И ты — здоров, пока что молод, немного устал, но это пройдет, и жизнь хороша, и жить хорошо.

И все хорошо, если правильно взглянуть. Но домой, все-таки, хотелось бы возвращаться вовремя.

Тишина воскресного утра, завернутого в вату тумана, жадно глотает звук моих шагов и звуки окружающего мира, оттого кажется, что Москва совершенно вымерла. Разглядеть хоть что-то не выходит: на месте спящих домов только  неясные серые пятна, в размытых кляксах можно лишь угадать деревья парка, таких же, как я, одиноких и потерянных в этой молочно-белой пелене. Я почти наощупь, по памяти продвигаюсь в сторону метро, ведь несмотря на все уговоры, Земфира мне все же влепила дежурство в воскресный день.

Кому как, а мне в последнее время стали нравиться такие туманные рассветы. Эта тишина, эта красота, эта мистика: когда едешь по приподнятой над землей ветке метро, ты будто бы и не на работу едешь, а медленно плывешь по океану своих снов, за окном совсем не разглядеть земли и то и дело проплывающие за окном столбы фонарей и ветви высоких деревьев словно и не крепятся к ее поверхности, а дрейфуют в густом киселе, влекомые неведомыми потоками.

А с тринадцатого этажа больницы, из окна ординаторской вид — как из иллюминатора самолета! Ты у самой верхней границы плотного тумана, выше уже голубеет небо, а из бескрайнего белого моря, разлившегося прямо под окном и пришпиленного у горизонта иглой Останкинской телебашни, только бы не утекло — из этого океана лишь местами торчат серые айсберги верхушек многоэтажных домов, вдали городом Счастья возвышается, отражая лучи утреннего солнца, стекло Москвы-Сити.

Кипячу воду, завариваю кофе. Медленно потягиваю, стоя у окна, наслаждаясь редким пейзажем. Кофеин всасывается в кровь и начинает действовать, я просыпаюсь, сбрасывая сонную пелену. А за окном Москва сбрасывает пелену туманного одеяла, начинает ворочаться, оживает.

Не проходит и часа, как мы с ней оба готовы к новому дню.