На Минском железнодорожном вокзале ко мне подошла девица и попросила подарить ей двадцать тысяч рублей. Она была немного побита жизнью, но именно так и сказала: «Молодой человек! А не подарите ли вы девушке двадцать тысяч рублей?»
Это, конечно, был далеко не первый раз, когда женщины просили меня дарить им деньги. Моя бывшая жена ежемесячно напоминает мне о священном долге дарить деньги ей, о чем присылает мне смс-ки с разной степени виноватости улыбающимися рожицами.
И я не то, чтобы такой уж жлоб — чего не сделаешь ради хорошего человека? Вот моя бывшая жена — прекрасный же человек, да и дочка у нас получилась замечательная, посему в этот адрес я направляю финансовые переводы регулярно и не особо надрывая душу. Но чтобы вот так — средь бела дня страшненькая незнакомка неопределенного возраста и рода занятий…
И ладно бы, она предложила бы взамен продажной любви. Или, например, божественное спасение с последующим вечным бессмертием для моей мелочной душонки — но ведь нет, просила просто так.
А с другой стороны — вся ситуация эта мне даже польстила. В ту секунду я почувствовал себя подпольным миллионером, этаким корейкой, сидящим на туго набитых деньгами чемоданах, ночами с пристрастием пересчитывающим свои богатства, а по будням ведущим обычный скромного конторского служащего.
Но вокзальная нимфа быстро спустила меня с небес на землю. Мадам хотела белорусских рублей, что в пересчете на российские составило бы рублей восемьдесят. В памяти тут же материализовалась бомжиха из перехода под проспектом Независимости, виденная несколькими часами ранее: та узловатыми грязными пальцами пересчитывала толстые пачки белорусских купюр.
Впрочем, денег вокзальной попрошайке я все равно не дал. Хотя, возможно, за подаренный момент, и стоило бы, но поощрять попрошайничество точно не надо.