В прошлый раз я спрашивал дорогую аудиторию, что делать со студентом-медиком Епифанием, который обозвался в интернете врачом и ведет медицинскую практику, не получив еще соответствующий диплом. Большинство (1 человек) высказалось за то, чтобы оставить Епифания в покое, что я и сделал.

Хоть я и подозреваю, что основным отвечавшим был сам Епифаний, но я обязался не спорить с мнением большинства читателей — что уж поделать, если большинство составил один человек? Такое, кстати говоря, иногда происходит в куда более важных выборах — например, на выборах президента или депутата. Голосуйте, пожалуйста, активнее. Позовите друзей 🙂

Историю, которая породила очередной нравственный выбор, и которую я вам сегодня расскажу, я озаглавил так:

Синдром начальника шлагбаума per se

«…Билет ТУДА-ОБРАТНО для проезда в обратном направлении действителен в течение суток, следующих за днем приобретения билета, за исключением общевыходных и праздничных дней…»

Выдержка из правил перевозки пассажиров в пригородном железнодорожном сообщении

Я такой я. Хлебом не корми, дай сунуть нос не в свое дело, когда слышу зов своего Обостренного чувства социальной справедливости (ОЧСС™). К сожалению, этот зов я слышу гораздо чаще, чем хотелось бы. Вот, вчера оно обострилось в очередной раз, чем я и тороплюсь с вами поделиться.

Вечерело. Я возвращался в Москву после побывки дома обычной пригородной электричкой (все не так плохо, как вы могли себе представить — это один из самых новых составов на линии, поезд производсва Демиховского завода, там даже есть  — Слава инновационной экономике! Слава Вождю! — кондиционеры, которые даже иногда пускают пыль в глаза большому начальству, но обычно отключены, что вкупе с особо инновационном механизмом открывания форточек в жару доставляет немало незабываемых человеко-часов. Народу в вагоне немного — никто не стоит, есть свободные места. В «купе» вместе со мною едут незнакомый мне мужчина с ребенком-пятиклассником. Все началось, когда на одном из полустанков, чертыхаясь и кряхтя, из тамбура в широкие двери салона с трудом протиснулась дама с ожирением пятой степени и бейджем разъездного контроллера на левой груди в районе пупка необъятном бюсте (я заметил, что особо пышные дамы почти всегда называют свои грудные ложноножки бюстом — наверное, это научный термин).

А тут ведь какое дело? С некоторой поры я стал всегда покупать билет на электричку. Пора эта удивительным образом совпала по времени с окончанием моего студенчества (и студенческой 50% скидки на проезд). Не стал исключением и этот день — я был обилечен, поэтому присоединяться к плотному потоку «зайцев», направлявшихся в сторону старта своих заячьих бегов от контроллеров, мне не было никакой необходимости.

Внушительный организм все ближе подбирался к нашему «купе». Ничто не предвещало беды даже тогда, когда могучая тень барышни сделала мне с попутчиками темно: биомасса, нависшая над нами, загородила собой всю нехитрую иллюминацию вагона.

— Ваши билеты, — дежурный вопрос. Протягиваю свой. Пометила. Вернула. Мужчина напротив подозрительно долго ищет свой билет. «Неужели заяц?» — промелькнула мысль в моей голове. Но быстро погасла — билет был спрятан в портмоне на дне рюкзака. К этому моменту мы как раз подъехали к очередной остановке, и в тишине стоящего вагона случилось то, что порушило к чертям мое тонкое душевное равновесие и так болезненно заострило ОЧСС™.

— У вас тут билет туда-обратно. Куплен вчера в 17:20. Действует сутки. Сейчас сегодня, 17:45. Ваш билет 25 минут, как недействителен, — сообщила контроллерша. Сначала в осадок выпал мой попутчик. Я спустя пару мгновений отправился следом. А неуемная бабища тоном, не терпящим возражений, добавила — Оплачиваем. И за ребенка.

— Мнэ… — мужчина опешил от такого и растерялся, — Послушайте, но ведь вы не правы… — начал было мужик, но был резко осажен.

— Так, я не поняла, мы будем оплачивать, или нет? Правила одни для всех. Сутки действует билет, я сказала! — Стальной, чуть битый ржавчиной отзвук в голосе контроллерши ясно давал понять, что с настоящего момента в зоне гравитационной воронки, созданной притяжением ее массы, действует особая редакция Правил перевозки пассажиров. Мужик растерялся еще больше, и в тишине повисшей паузы взаимнонепонимания оглушительным прозвучал едва различимый обычно звук порвавшейся струны. Это лопнуло мое терпение:

— Дорогая, а ведь вы действительно неправы. В правилах написано, что…

— Я тебе не дорогая!

— Это я вижу, — мне стало так неприятно от вот этого ее «тебе», что я решился на тонкий троллинг. Ноль внимания и реакции с ее стороны. Изо всех сил пытаюсь удержаться и не сорваться на дно пропасти хамства, ведь все доступное пространство там уже занята ею, — Давайте вы все же перестанете устанавливать в нашем вагоне собственные правила, и мы все воспользуемся теми, что для нас заботливо составило ваше руководство?

Вот что за манера у меня? Спасая себя от базарного стиля общения, я все время вылетаю в противоположную сторону — интеллигентность «от сохи», знаете, такая, с легким перегаром вчерашнего хамства. От общения в таком стиле у людей с обедненным рисунком коры головного мозга, вроде моей визави, обычно наступают перегрузка мыслительного ганглия и полный паралич здравого смысла (хотя последний, возможно, носит персистентный характер). Вчера исключения не получилось:

— Я вообще не с тобой разговариваю! Нашлись тут умные! Сейчас я позову напарницу, и она все тебе скажет, как я сказала! — и ведь действительно, засеменила своими псевдоподиями за второй контроллершей. Подоспевшая на выручку к молодухе Напарница была старше, не в пример стройнее, оборудована переносным билетным принтером и одета в цвета бордо форменный плащ разъездного кассира-контроллера (на мою главную лирическую героиню, видать, размеров не нашлось — никому в ЦППК просто не пришло в голову помимо плащей заказать в ателье и чехлы для дирижаблей в фирменном стиле компании). Напарница поддержала свою коллегу и они продолжили прессовать несчастного мужика вдвоем. Окружающие пассажиры ехали с безучастными лицами, полностью погрузившись в мир собственных мыслей и проблем. И только мое неугомонное ОЧСС™ громко булькало, закипая.

Организм мой, к сожалению, сконструирован таким образом, что иного клапана, чтобы стравить пар от внутреннего кипения, чем отверстие на торцевой поверхности головы, в нем не предусмотрено. Все негодование внутри меня обычно немедленно обретает словесную форму и, как только самоконтроль дает малейшую слабину, лавинообразным потоком устремляется через него наружу. А еще я в него ем.

— Послушайте вы обе. Я понимаю, что ваша работа утомительна и сопряжена со значительным душевным усилием. Но давайте вы будете так любезны и пройдете со мной во-о-он в тот конец вагона, я ткну ваши носы в место в правилах, где написано, почему именно вы неправы? Впрочем, если вас не устраивает размер вашей квартальной премии, я могу позвонить на вашу горячую линию, и разъяснительную работу с вами проведет начальство.

— Ездют тут умники, работать не дают! Черт с ними, пойдем, — заговорила Напарница. Но было уже поздно — бушующий внутри меня пожар негодования разгорелся настолько, что полностью парализовал уже мой здравый смысл. Я встал и отправился в конец вагона, к Правилам. Отыскал в их тексте искомое место, и поманил пальцем контроллерский дуэт:

— Идите сюда. Читайте. Вы буквы тоже читаете, или умеете пока только цифры? — уже в открытую хамил я (до сих пор чувствую себя грязным, мне стыдно за себя). Кажется, до контроллерш дошло, что так просто я с них не слезу. Что тут началось… Толстенькая перешла на ультразвук (знаете, этот мерзкий писк, который могут только сильно ожирелые люди — это связано со сдавлением гортани подкожным жиром и вызванным этим обстоятельством изменением конфигурации гортани). Худая не переставала меня отчитывать.

На счастье мое и окружающих, мы подъехали к станции Лось, и кровопийцы покинули наш вагон. Мой попутчик остался при своих деньгах, а внутри меня негодование плескалось до самого Ярославского вокзала. Спасло несчастных от немедленного звонка на горячую линию ЦППК только то, что я забыл телефон дома (повезло им!). По приезду в Москву я восстановил сим-карту и зарядил ею свой запасной аппарат, так что теперь я снова на связи.

Но всю прошедшую ночь мне не давали спать тягостные раздумья.