Мне лучше. Лихорадка спала, жизненных сил прибыло, и дочка, заметив эти положительные сдвиги в моем состоянии, с утроенной энергией вилась вокруг меня весь день.
Полностью занятый этим маленьким, но таким любимым организмом, я едва не забыл не только про данное себе обещание «ни дня без строчки», но и про своевременный прием своих таблеток. Дети — это счастье. Даже если они — непослушные капризульки с пропеллерами.
Почти настолько же, насколько мне нравится лечить людей, я ненавижу сталкиваться с машиной здравоохранения в качестве пациента. Поставив тебя в унизительную коленно-локтевую позу, комбинат здоровья старательно воспитывает смирение и чувство ничтожности.
По счастью, я довольно редко болею, поэтому наслаждаться ролью пациента мне приходится нечасто. Но в этот раз я страдаю особенно сильно. Моя хворь, несмотря на расширенные лечебные мероприятия, никак не хочет отступить, и уже совершенно понятно, что в пятницу на дежурство в больнице у меня заступить никак не получится. Пришлось открывать больничный лист, и я, стараясь не рассыпаться по дороге, отправился в поликлинику.
Докладываю: в первичном лечебно-профилактическом звене без перемен. Бессмысленное ожидание, сварливые (и удивительно пышущие здоровьем!) бабки в очередях, замученные врачи. И, словно красной подарочной лентой, весь этот совок обернут признаками цивилизации: электронной записью к врачу, электронными же историями болезни… вот только совок по-прежнему торчит из каждой щели.
А вообще, наверное, это правильно. Кармическое воздаяние. Пережив горнило здравоохранительной мясорубки хочется стать еще лучше, относиться к пациентам еще добрее, а кофейные перерывы ликвидировать вовсе. Все, лишь бы самому не производить такое же гнетущее впечатление.
Но больше всего хочется как можно скорее поправиться.
Ну конечно же, я не поправился. Напротив, неведомая хворь разгорается в моем тщедушном организме с новой силой. Всю ночь меня то знобило, то кидало в жар, потом знобило снова. Волшебное дежурство! По счастью, ночных вызовов в операционную не было и я мог всласть настрадаться наедине с самим собой, запершись в ординаторской.
А наутро, в полном соответствии с предварительной договоренностью, я был в Марьино у дверей квартиры, в которой обосновалась моя бывшая жена со своим новым мужчиной. Нина привезла в Москву нашу дочку Поленьку, мы условились, что ребенок приедет ко мне в гости на неделю, в течение которой я буду всячески веселить ее и развлекать. Мощный коктейль лекарств в моем организме подавил симптомы заболевания, и я с радостью предвкушал нашу с дочкой встречу, и она тоже оказалась счастлива меня видеть.
И вот прошло всего несколько часов, а симптомы виргулись ко мне с новой силой. Несмотря на старательный предварительный прием самых разнообразных таблеток, температура снова выросла и вот я, как старый расклеившийся башмак немощно валяюсь на диване, а вокруг скачет и ходит на голове мое гиперактивное чадо.
Соберись, тряпка! Ты обещал дочке развлечения — так будь мужчиной, устрой их. Фармакопея тебе в помощь.
Словно солнечная лесная поляна после дождя, Бутово порастает церквями и храмами разного калибра, возводимым в честь всего многообразия православных святых.
Я атеист. Мои, если так можно выразиться, религиозные чувства очень оскорбляет эта ситуация. Помимо неуместного шума (колокольного звона), эти религиозные заведения притягивают к себе сирых и убогих, которые занимаются попрошайничеством и вообще выглядят очень нездоровыми.
Но еще больше меня оскорбляет то, что в условиях тотальной дебилизации населения страны, поощряется и приветствуется строительство церквей, тогда как экстренно нужно строить школы. Церковь не научит научному мировоззрению. Она не учит критически смотреть на окружающее. Вцепившись в прихожан стальной хваткой, этот коршун тащит их прямиком в средневековое мракобесие. Туда, где ежегодные эпидемии тяжелых болезней основательно прореживали население крупных городов. Туда, где Земля была плоской, а за любое иное мнение можно было получить клеймо еретика и быть преданным вечному остаркизму.
А больше всего раздражения вызывает значительное расхождение между ценностями, которые церковный партком декларирует и теми, что он демонстрирует. «Живите в аскезе! Необходимо смирять плоть» — говорит глава организации Гундяев и, побрякивая часами Патек Филлип за €50000 усаживается в Мерседес Пуллман и уносится в пыльную даль (дорогу не построили, все ушло на храм) в окружении охраны на Каддилаках Эскалейд. А в монастырских кельях устанавливаются стеклопакеты и кондиционеры. Плоть лучше всего смиряется при постоянной комфортной температуре, да.
Мне не завидно, мне обидно, что под соусом социальной заботы эта организация получает от государства невероятные преференции, за счет которых жиреет, бронзовеет и борзеет. При поддержке властьимущих она тянет свои клешни к нашим детям, чтобы надежно вцепиться в их нежный мозг и никогда не отпустить в светлое, просвещенное будущее.
Церквей все больше. Все больше попов, которые ничего не производят, а та незначительная психотерапевтическая польза населению, которую они, возможно, оказывают, меркнет перед чудовищным вредом, который их деятельность нанесет в отдаленной перспективе. И пока так будет продолжаться, мы не станем жить хорошо.
Жаркое лето лишило зеленые насаждения города воды, и измученные деревья сбросили большую часть своей пожухлой листвы в середине сезона, оставив раскаленный асфальт мегаполиса на растерзание солнечным лучам. Плавящаяся аморфная серая масса упруго продавливается высокими каблуками офисных модниц, и перед вестибюлем метро тротуар множеством разнокалиберных дырочек похож на пластинку ноздристого домашнего сыра.
Такой сыр делают на ферме неподалеку от Дома. Дома, где умытые влажными теплыми дождями, пышной зеленью радовали глаз широколистые деревья. Они укрывали нежным одеялом кружевной тени лужайки, где на извилистых мощеных дорожках играли беззаботные красивые дети…
Воздух пронзил неприятный детский визг. Турникетом прищемило ребенка. Его незадачливая мать материт дежурную в стеклянной будке, та отвечает симметрично; по очереди к турникету легкой волной пробегает шепоток недовольства. Вечно спешащие горожане опять опаздывают.
А Дома никто никогда никуда не спешит и все везде всегда успевают вовремя. Дома жизнь течет мерно, полно и величаво, словно мощная сибирская река, кажется, будто бы сама жизнь несет людей по своему руслу в единственно верном и логичном направлении.
Русла московского метро, тоже вполне однозначные, плотными потока и несут утренный пиковый пассажиропоток, но течение беспокойное и суетливое. Окольцованная тюбингами тоннелей нерастраченная мощь потока бъется, давит сама себя, отчаянно уплотняет широкие индивидуальные миры в одинаковые маленькие корпускулы, оторванные и изолированные друг от друга.
— И зачем я только сюда приехала?
В голове Надежды Петровны было темно, тихо, сыро и почему-то шел снег. Почти столетний старушачий мозг под воздействием пропофола совершенно утратил способность генерировать новые образы, и пенсионерка погрузилась в тягостную летаргию. То тут, то там из влажной темноты ее подсознания выступали серые громадины обломков воспоминаний, растрескавшиеся и развалившиеся, понять теперь, в ознаменование чего здесь когда-то были воздвигнуты эти гротескные обелиски, было решительно невозможно.
Я осторожно шел по полям памяти, стараясь не пораниться об торчащие ости. Но еще больше мне не хотелось причинить новых разрушений: деменция, разбушевавшаяся под воздействием препаратов, справлялась с этим за нас обоих, стирая память Надежды Петровны в мелкий порошок, который я поначалу и принял за снег.
Нужно уходить и заканчивать, пока здесь осталось хотя бы что-нибудь. С этой мыслью я вынырнул в операционную и с удовлетворением обнаружил, что хирурги накладывают последние кожные швы.
Каждое утро по дороге на работу я делаю пересадку в метро на одной и той же станции. И каждое утро я наблюдаю одну и ту же картину: чертыхаясь и цыкая зубом, люди прорываются против потока, остервенело распихивая встречных пассажиров локтями.
Кто эти героические одиночки? Нон-конформисты? искатели приключений? любители тесного телесного контакта? Нет. Это люди, которые не умеют читать.
Со стороны станции, с которой они так самоотверженно пытаются пересадиться, над переходом висит огромный знак «ВХОДА НЕТ» с перечеркнутым красным человечком. Вход есть двадцатью метрами дальше, но кого это волнует, если ты не умеешь читать?
И вот это основная причина всех наших проблем: люди банально разучились читать и понимать простейшие инструкции. До отвала будут накормлены в зоопарке все животные в клетках с надписью «Не кормите животных!». Мусорная куча будет гордо возвышаться прямо под знаком «Свалка мусора запрещена». В контейнер для вторсырья с надписью «Стекло» будет набросано что угодно, кроме стекла. А оборудованный кондиционером автобус при движении будет хлопать рамами настежь открытых окон с наклейками «Не открывать».
И что печально? Все работает ровно так, как предсказывает Теория разбитых окон. Постепенная маргинализация населения начинается с самых неустойчивых персонажей и постепенно, как раковая опухоль, захватывает в себя все более широкие круги публики, и вот уже мы совершенно незаметно для себя оказываемся по уши в собственном дерьме, радостно прихрюкивая.
Мы никогда не будем жить хорошо, если не научимся читать. Мы никогда не будем жить хорошо, если продолжим оскотиниваться теми же темпами, которыми мы делаем это сейчас.
С днем рождения, Андрей. Найди себя и перестань прокрастинировать.
Доброжелатель.
Совсем скоро бложе снова заработает в ежедневном режиме. Мне просто нужно опять решиться на это, придумать что-нибудь новое и заодно сообразить, как бы технически все обустроить.
А пока моя голова занята всем этим, приношу извенения за длительное молчание. Даже не надейтесь: я живой.