Всегда старался пожить подаренный час.

Ну, тот, который появляется, когда переводят стрелки часов. Волшебство: вроде бы и ничего не меняется в мире, но вдруг откуда ни возьмись появляется целый час времени, который можно использовать по собственному усмотрению!

Я, когда в первый раз осознал эту штуковину, полночи не спал, все ждал, когда же этот волшебный подаренный час наступит. К сожалению, часов  в детской комнате не было, и отследить время никак не получалось. Более того, чем ближе были два часа ночи, тем сильнее притягивались друг к другу веки, тем могущественнее становилось заклятие сна, и тем скорее я погружался в него.

И никогда не получалось у меня досидеть до перевода стрелок.

Никогда до. Но сегодня впервые.

И вот я живу этот подаренный час. Вернее, даже не подаренный — возвращенный, ведь этот час у меня когда-то давным-давно отобрали. Я живу его на ногах — не лежа в сонном забыть, но бодрствуя, и что?..

Да ничего. Как когда-то разрушилась моя вера в Деда Мороза, так и вера в волшебство этого необычного переходящего из одного времени года в другое часа ускользнула, как вода сквозь пальцы.

Ничего-то тут и не произошло. Приборы поумнее сразу сами перевелись на новое время, а многочисленные часовые механизмы я завтра еще полдня буду находить по всему дому и поворачивать стрелки на час назад, лениво матеря их несовершенство.

А Время продолжит свое величественное течение, и мои судорожные переводы стрелок не создадут в нем даже малейшего завихрения.

Вот и настало то время, когда Богиня Большого Города превратилась из молодого, полного жизни распустившегося бутона в налитый, золотистый, зрелый плод. Вместо ускользнувшей молодости в Богине поселилась неторопливая рассудительность, величавость, которые со стороны несведущему могли показаться неповоротливостью, но на деле служили лишь общему благу. Пока Богиня была молода и рьяна, ее Город пух во все стороны, как дрожжевое тесто, позабытое нерадивой хозяйкой: некрасиво, разлаписто, порою — совсем неуместно.

И вот теперь Богиня повзрослела, и ее рассудительность и осторожность пришли на смену безбашенному энтузиазму молодости, и Город тоже устоялся в своих границах; лишенный возможностей дальнейшего неконтролируемого роста, он развивался внутри отведенного пространства, становился выше, сильнее и красивее. И жители в нем старались соответствовать своему Городу — они вытягивались, органично срастались со своими новыми, красивыми нарядами, изо всех сил поддерживая высокие стандарты жизни в новом мегаполисе нового мира.

А каждое утро и каждый вечер Богиня варила трафик-джем. Она никогда никого не угощала своим джемом, она варила его просто так, для собственного удовольствия, умиротворения, а главное — для осознания собственной значимости и небесполезности.

Ну а то, что во время каждой варки трафик-джема отдавали свои жизни несколько десятков горожан, разве имеет, в сущности, хотя бы какое-нибудь значение?

Странно вот получается временами: как будто бы мир вокруг рушится, а у тебя внутри тепло и душевный подъем, и все хорошо, и все дома, и у них тоже все хорошо. Или так: на улице дождь и слякоть, холодно и куда-то бегут по тротуарам озябшие пешеходы, а ты сидишь на теплом подоконнике с горячей кружкой ароматизированного зеленого чая, зарывшись в пушистую уютную подушку, и рисуешь пальцем на запотевающем от чайного пара окне замысловатые узоры.

И так хорошо, и так тепло внутри.

Под наползающим темным одеялом ночи город уснет, а каким он проснется назавтра — одной только ночи и известно. Тебе любопытно, но, по большому счету, не так уж и важно, каким именно оно будет, это завтра — тебе-то никуда не надо, в твоем теплом уютном доме все необходимое есть, и завтрашний день можно будет без зазрения совести провести на теплом подоконнике в благостном созерцании упорядоченного движения пешеходов и машин, а когда надоест — занять себя чем-нибудь, до чего никогда не доходят руки.

Например, испечь хлеб. Непременно по собственной, неповторимой рецептуре (которая тут же забудется, чтобы и следующий хлеб был экспромтом). Непременно рукотворный хлеб, чтобы он получился немного кривоватый, чуть надтреснутый, но напитанный теплом твоих рук и такой же уютный, как эти осенние вечера, один за одним скрывающиеся под одеялом ночи.

И только в самом дремучем уголке сознания тихонько скребутся мышами повседневные мысли о том, насколько глубока пропасть, на краю которой мы все оказались.

Однажды у маленького мальчика появился друг. Он был немного странный, но от общения с ним на душе всегда становилось теплее, веселее, а мир казался добрым и ласковым и совсем нестрашным.

Часто общаться со своим новым другом у мальчика поначалу не выходило: мешали другие дела, встречи, учеба, работа — но мальчик не очень-то переживал, ведь те редкие моменты, которые они с другом проводили вместе давали ему достаточный заряд бодрости и оптимизма, чтобы шагать по жизни.

И он шагал. Как-то незаметно встречи становились чаще, потом стали регулярными — новый друг требовал все больше времени. Он даже стал немного утомлять, а после общения с ним выспаться толком никогда не получалось: голова наутро была тяжелой и с трудом отрывалась от подушки. Порой мальчик задумывался — на секунду — а надо ли ему вообще это общение, но тут же вспоминал, как хорошо ему становилось всякий раз во время этих дружеских посиделок, и сам искал новой встречи.

А потом мальчик узнал, что кроме него у его друга было еще много других знакомых. Они начали встречаться компаниями, все чаще и чаще — вскоре они собирались уже ежедневно. Друг забирал почти все время мальчика, а на остальную жизнь времени почти не оставалось.

И остальная жизнь стала растворяться и исчезать: куда-то пропали старые знакомые, родственники все реже возникали на пороге, солнце почти перестало светить и луна очень редко заглядывала в окна. Какие-то дела, встречи, развлечения — все это осталось в прошлом, отныне и навеки мальчиком безраздельно овладел его друг.

Когда это случилось, обратной дороги не было. Друг вырезал у мальчика все органы по одному и куда-то дел их. А выпотрошенную старую оболочку мальчика сжег как безнадзорное тело в печи центрального городского крематория.

На Минском железнодорожном вокзале ко мне подошла девица и попросила подарить ей двадцать тысяч рублей. Она была немного побита жизнью, но именно так и сказала: «Молодой человек! А не подарите ли вы девушке двадцать тысяч рублей?»

Это, конечно, был далеко не первый раз, когда женщины просили меня дарить им деньги. Моя бывшая жена ежемесячно напоминает мне о священном долге дарить деньги ей, о чем присылает мне смс-ки с разной степени виноватости улыбающимися рожицами.

И я не то, чтобы такой уж жлоб — чего не сделаешь ради хорошего человека? Вот моя бывшая жена — прекрасный же человек, да и дочка у нас получилась замечательная, посему в этот адрес я направляю финансовые переводы регулярно и не особо надрывая душу. Но чтобы вот так — средь бела дня страшненькая незнакомка неопределенного возраста и рода занятий…

И ладно бы, она предложила бы взамен продажной любви. Или, например, божественное спасение с последующим вечным бессмертием для моей мелочной душонки — но ведь нет, просила просто так.

А с другой стороны — вся ситуация эта мне даже польстила. В ту секунду я почувствовал себя подпольным миллионером, этаким корейкой, сидящим на туго набитых деньгами чемоданах, ночами с пристрастием пересчитывающим свои богатства, а по будням ведущим обычный скромного конторского служащего.

Но вокзальная нимфа быстро спустила меня с небес на землю. Мадам хотела белорусских рублей, что в пересчете на российские составило бы рублей восемьдесят. В памяти тут же материализовалась бомжиха из перехода под проспектом Независимости, виденная несколькими часами ранее: та узловатыми грязными пальцами пересчитывала толстые пачки белорусских купюр.

Впрочем, денег вокзальной попрошайке я все равно не дал. Хотя, возможно, за подаренный момент, и стоило бы, но поощрять попрошайничество точно не надо.

А вот вчера со мной случилась история, заставившая задуматься.

Пару дней тому назад мы с Пелагеей Александровной возвращались из Минска. Самолет белорусских авиалиний нес нас высоко над облаками, маленькая с интересом разглядывала в прорехах между ними далекую поверхность земли, а в Москве на этой самой поверхности в это же самое время рождалась дочь у моего хорошего друга Романа (с чем я его не устану поздравлять и мои пожелания всего наилучшего, здоровья маме и малышке и родительского терпения отцу не иссякнут ни на минуту!)

Счастливую новость я узнал лишь по приземлении в Москве, когда передал свою собственную дочь в заботливые материнские руки бывшей жены и стал определяться с дальнейшими планами. В офисе, где работали мои друзья, отмечали, и я охотно принял приглашение присоединиться. Офисное торжество плавно превратилось в квартирник на дому у новоиспеченного папаши, куда перетекла вся наша шумная толпа и мой багаж.

Собственно, из-за багажа вся история и случилась: наутро после торжества мне нужно было по делам посетить несколько мест в городе, а носиться по Москве с чемоданом наперевес показалось совсем неразумной идеей, поэтому коллегиальный разум наш постановил: багаж полежит до вечера в прихожей у Ромы, а там я вернусь и отвезу все домой.

Ну вы поняли, да? Чемодан загромождал тесную прихожую еще два дня, прежде чем совесть окончательно перестала позволять мне оставлять там вещи и дальше: из роддома вернулась жена и новорожденная малютка моего друга, и злоупотреблять более гостеприимством стало совершенно неприлично.

И вот, вчера вечером я, наконец, поехал за своими вещами. Дорога туда на метро была несложной и довольно удобной: час-пик в Москве только начинался, да и основной пассажиропоток вечерами направлен в сторону области, я же двигался в центр. Но вот обратно, загрузившись чемоданом и рюкзаком, отдаться транспортной мясорубке было равносильно самоубийству, и я решил возвращаться на такси.

Такси с повременной оплатой в вечерних пробках встало бы мне тысячи в полторы, и я, скрепя сердце, был уже готов расстаться с такой суммой, но Роман предложил вызвать машину из другой службы, с фиксированной, предварительно рассчитанной оплатой — всего 700 рублей. Значительно меньше. Подозрительно меньше, но Рома уверил меня, что пользуется этой службой уже очень давно и вполне доволен ею, и я успокоился.

Но напрасно, потому как это все была лишь преамбула приключившейся истории.

Я вышел из подъезда, как только пришло уведомление, что карета подана и желтый хендай с нетерпением ожидает меня. Но перед домом меня не ожидало ничего. Для уверенности я огляделся. Потом огляделся еще раз. Обошел двор. Обошел дом. Потом, для надежности заглянул в соседний двор: нумерация строений в этом районе Коломенской улицы немного неочевидна, и порою найти дом с первого раза не получается. Но машины нигде не было.

Беспокоить новоиспеченного отца совсем не хотелось — и так достаточно хлопот я принес своими чемоданными приключениями, но другого выбора не оставалось. Я набрал Рому. Он удивился, потом перезвонил оператору, тот перезвонил таксисту, потом снова Роме, а Рома — мне, но машина от этого не материализовалась.

Эти странные поиски и перезвоны продолжались почти полчаса. Вечереющая Москва быстро остывала, и я медленно покрывался ледяной коркой снаружи, а внутри сгорал от обжигающего коктейля из злости к недотепе-водителю и дискомфорта от беспардонного вторжения в семейный покой своего приятеля.

И вот, когда я уже был готов плюнуть на треклятое такси и втиснуться в жернова метрополитена — все равно, насколько там тесно, лишь бы было тепло! — двор осветили фары того самого желтого хендая.

Рулил экипажем кучер явной среднеазиатской внешности с еще более явным среднеазиатским акцентом. Я поинтересовался, где же товарища носило, и с трудом из путаных объяснений понял, что вместо Коломенской улицы, где медленно остывал в обнимку со своим чемоданом я, таксомотора занесло на Коломенский проезд — улицу почти в пяти километрах в сторону.

Ну запутанная география у Москвы, что уж. Вон, Парковых улиц вообще пятнадцать штук — представляю, как там жители мучаются, чтобы доехать по правильному адресу. Но больше всего меня поразило не это, а то, как вышла ошибка.

Таксон сказал своему навигатору со всем своим среднеазиатским акцентом, что хочет попасть на Коломенский улица. Умный Яндекс-навигатор услышал «Коломенский» и предложил уточнить, а не проезд ли имеет в виду уважаемый таксомотор? А таксомотору оказалось все равно, для него разницы между «Коломенский» и «Коломенская» вообще, как оказалось, не существовало.

Да-да, именно так — он немало удивился, когда я ему рассказал о мужском и жеском родах в русском языке. Удивился настолько же, насколько удивились бы древние, узнав о том, что Земля имеет форму несколько сплющенного с полюсов шара или что Солнце и Луна — это не одно и то же.

Я не расист. Я даже не ксенофоб. Но история меня неприятно удивила. После того, как выяснилось, что с русским языком товарищ не в ладах, возникли вполне закономерные сомнения в его водительских способностях. И не зря: всю дорогу мы ехали, то и дело перестраиваясь из ряда в ряд, опасно подрезая другие автомобили, а большую часть пути вообще проехали по полосе для общественного транспорта (интересно, покрывают ли заработки таксиста штрафы с камер над этими полосами?)

В общем, понятно, почему такси стоило так недорого. А история, тем не менее, очень показательная. И пугающая: вот, во что превращается (почти превратилась) Москва. Пройдет еще совсем немного времени, и Яндекс.Навигатору придется выучить таджикский язык, а улицы переименовать, чтобы новым хозяевам города было удобнее в них ориентироваться.

P.S.: А рекламацию в службу такси я все-таки составлю. Негоже поощрять такой сервис, каким бы дешевым он там ни был.

Так, надо понемногу выходить из этого отпускного овощеподобного состояния, а то я что-то так далеко забросил свою графоманию, что едва не упустил сегодня момент оплаты счетов за хостинг сайта. Потом еще немного времени упустил бы, и все бы пропало.

Как в тот раз, два года назад, когда я не успел оплатить хостинг на GoDaddy. У американцев оказался удивительно короткий разговор: они в тот же день безвозвратно удалили все, над чем я трудился больше года. Часть записей удалось спасти, потому что они дублировались в жежешечку, часть исчезла безвозвратно — например, навсегда пропало портфолио, и руки до сих самых пор так и не дошли восстановить его (да и надо ли?)

А два года назад я нашел для себя своего нынешнего хостера. Стоимость услуг оказалась какой-то смешной, да еще и акция какая-то проходила, поэтому я тут же оплатил сразу два года сервиса и успел намертво позабыть о том, когда заканчивается оплаченный период.

Два года… за это время закончилась моя ординатура, началась самостоятельная практика в больнице, в личной жизни произошли разительные перемены (как на американских горках — сначала резко вниз, а потом захватывающий дух внезапный взлет вверх), я повстречал немало хороших людей и благодаря некоторым снова обрел веру в то, что чудеса еще случаются. Это были замечательные, удивительные два года.

Оглядываясь сейчас назад, вспоминаю, как строил планы и представлял, какой моя жизнь окажется сегодня. Откровенно говоря, почти ничего из представившегося мне тогда, не осуществилось. И хорошо, потому что все получилось гораздо лучше, чем я думал. Даже не знаю теперь, что фантазировать про грядущее. Наверное, так: поживем — увидим!

Около года назад осколки нашей с Магатиной некогда семьи вновь воссоединились за одним столом. Повод был замечательный: моей дочери Пелагее исполнялось пять лет.

В отличии от прошлых своих дней рождения, в этот раз маленькая приняла самое активное участие в праздненстве. Она уселась за стол, вместе со всеми степенно пила чай и с удовольствием принимала поздравления и особенно подарки. Кульминацией праздника, конечно же, стало внесение торта с пятью горящими свечками.

Полю мы в тот раз тщательно проинструктировали, как быть с этими свечами, и что перед тем, как их погасить, нужно обязательно загадать желание, и непременно про себя, чтобы никто его не слышал — и тогда мечта обязательно сбудется.

Ребенок завороженно смотрела на горящие свечи и сосредоточенно думала о своей мечте, а потом с первой попытки ловко задула все пять огоньков.

В образовавшейся темноте раздалось сосредоточенное детское пыхтение, а потом:

— Я загадала…

— Поля! Желание произносить нельзя, иначе оно не сбудется!

Еще около получаса дочь сохраняла молчание, насупившись и старательно удерживая свою тайну. Но горячая детская мечта обжигала и требовала немедленного обнародования. Поленька терпела-терпела, пыхтела и жмурилась, но, наконец, не выдержала и выпалила скороговоркой, чтобы никто не успел прервать:

— ЯМЕЧТАЮПОЛЕТЕТЬНАСАМОЛЕТЕ!

Вот такое простое желание было у моей дочери.

С тех пор прошел уже почти год, через месяц уж следующий день Полиного рождения, а загаданное ребенком желание все ждет своего исполнения. Я ужасный родитель.

Но недолго осталось, сегодня мы с маленькой на Аэроэкспрессе отправимся в Домодедово, а оттуда самолет унесет нас в Минск. Небольшое аэропутешествие, о котором моя дочка пока еще не знает — осуществление одной маленькой детской мечты.

Черт побери, я ощущаю себя волшебником, калибром ну никак не меньше Деда Мороза. До чего же это приятное и волнительное ощущение! Как же приятно помогать чужим мечтам осуществиться!

Не опоздать бы теперь только на самолет, а то метро сегодня уж как-то особенно неторопливо движется.