Дорогая Марта!

Пару недель назад я получил твое письмо с интереснейшим рассказом о поездке в Эмираты, спасибо! И отдельное спасибо за фотографии: в промозглой и дождливой Москве только и остается, что согреваться солнечными фотографиями далеких курортов. Прости, что долго не мог тебе ответить, я совершенно потерял счет дням, пока развлекал дочку, которая приезжала ко мне на неделю в гости.

Ты спрашивала о моих экспериментах с погружениями. Что ж, рассказываю, тем более, технически все выглядит просто: по достижении хирургической стадии анестезии, когда равномерно расширенные зрачки фиксируются по центру, нужно аккуратно приоткрыть веки, и разместившись прямо над пациентом на таком расстоянии, чтобы его взор оказался направлен прямо в центр твоего собственного черепа, заглянуть ему в глубину обоих глаз, одновременно синхронизируя дыхательные ваши движения.

В этот момент возникает, как я его назвал, метасинапс: нематериальный канал, посредством которого напрямую соединяются и обмениваются информацией два мозга: твой и пациента. Физически при формировании метасинапса чувство такое, будто тебя проталкивают через темную тесную теплую и влажную кишку — не самое приятное ощущение! Никакими тренировками мне не удалось от него избавиться, но, по счастью, оно длится всего доли секунды, после которых тьма рассеивается, и ты оказываешься прямо на Полях подсознания пациента. Там всякий раз все выглядит по-разному, ведь все, что там можно увидеть всецело является конструктом мозга пациента, и чем более активно работает его мозг, тем вычурнее и замысловатее получаются образы.

Поначалу во время погружений я старался вести себя на Полях максимально осторожно, чтобы не быть обнаруженным дремлющим сознанием моих подопытных, однако довольно скоро выяснилось, что в этом нет совершенно никакой необходимости. Благодаря тому, что препараты для анестезии блокируют формирование воспоминаний, можно довольно безболезненно и без последствий путешествовать по полям подсознания пациента, активно взаимодействуя с его Я. Это выглядит так, как будто ты просто общаешься с самим пациентом, но только вы оба находитесь в сюрреалистичной обстановке его подсознания. Проснувшись, он совершенно ничего о вашей встрече внутри своей головы вспомнить не сможет! В общем, когда я обнаружил, что могу безопасно взаимодействовать во время погружений с Я пациента, в моих исследованиях открылся целый новый пласт!

Так что сейчас я с головой увлечен своими погружениями. Тебе обязательно надо прийти как-нибудь в операционную, чтобы я мог тебе все продемонстрировать, и ты попробовала бы нырнуть сама. Это очень удивительно.

Ну, а пока я попрошу тебя особенно о моих опытах не распроняться. Ни к чему терять приоритет в таких исследованиях.

Нежно жму твою руку,
С.

А я улыбаюсь. Улыбаюсь вовсе не для того, чтобы кого-то там раздражать и совсем не за тем, чтобы продемонстрировать собственное эмоциональное превосходство. Я улыбаюсь потому, что мне просто хорошо.

Но не пут ли я причину со следствием? Вполне может статься, что пне хорошо, потому что я улыбаюсь. Как-то однажды мне попалась в околонаучном журнале статья о взаимосвязи уровня серотонина, гормона счастья, в крови и широтой улыбки хозяина этой крови. Там утверждалось, будто бы мышцы щек сами по себе способны вырабатывать серотонин при сокращении. Так это или нет, пусть доказывает наука. Мое дело — смотреть на мир широко открытыми детскими глазами, широко улыбаться ему и чувствовать себя хорошо.

Доброе утро, планета!

Вчерашний день ознаменовался прямо-таки невероятным количеством забытых мною вещей. Начиная от домашних дел, которые так и не дождались моего внимания, и заканчивая непосредственно физическими вещами, которые я оставлял, терял и всеми другими возможными способами забывал об их существовании.

Да вот хотя бы штатив. Поразвлекшись автопортретной фотографией на пленере, я упаковал камеру и прочие причиндалы в фоторюкзак, бросил оный за спину и, оседлав велосипед, помчался домой, поднимая за собой клубы пыли. По прибытии, обнаружив недостачу штатива, я покрылся крупными каплями холодного пота и тут же отправился обратно тем же путем, внимательно высматривая обочину: была мысль, что штатив мог неведомым образом отстегнуться по пути. Но нет: он так и стоял ровно на том же месте, где я им в последний раз пользовался. Хорошо еще, что место оказалось совершенно мертвое, и штативу ноги приделать никто не успел.

Вечером я решил заправить хлебопечку, чтобы утром она порадовала меня свежей сдобой. Тщательно следуя пунктам в рецепте, я опустил на дно чаши дрожжи, муку, соль, сахар, сливочное масло, загрузил в диспенсер орехов и изюм, выставил таймер и отправился спать. Ну, догадываетесь, да? Никакого кекса у меня не получилось. Я забыл добавить яйца. Слегка обуглившуюся смесь муки с орехами утром пришлось отправить в мусорное ведро (эх, еще побольше бы масла, и получилось бы песочное тесто, можно было бы скосить под дурачка и сделать вид, что такой и была первоначальная затея!)

Таблетку антибиотика на ночь я принять тоже забыл. Хорошо, что это была последняя таблетка курса, надеюсь, она не станет причиной образования во мне кларитромицинорезистентной флоры. Нет, конечно же, нет.

Хорошо, что этот день амнезии и деменции подошел к концу. Ну, а сегодня-то я точно ничего забывать не буду. Правда?

По всему Бутову вот уже который месяц собирают гуманитарную помощь для беженцев из Донбасса. Везде, в самых проходимых местах, расставлены палатки, вроде тех, с которых торгуют лоточники, с соответствующими надписями для привлечения внимания. Вот, как это выглядит:

Но вот что странно:  Читать далее →

Мне лучше. Лихорадка спала, жизненных сил прибыло, и дочка, заметив эти положительные сдвиги в моем состоянии, с утроенной энергией вилась вокруг меня весь день.

Полностью занятый этим маленьким, но таким любимым организмом, я едва не забыл не только про данное себе обещание «ни дня без строчки», но и про своевременный прием своих таблеток. Дети — это счастье. Даже если они — непослушные капризульки с пропеллерами.

Почти настолько же, насколько мне нравится лечить людей, я ненавижу сталкиваться с машиной здравоохранения в качестве пациента. Поставив тебя в унизительную коленно-локтевую позу, комбинат здоровья старательно воспитывает смирение и чувство ничтожности.

По счастью, я довольно редко болею, поэтому наслаждаться ролью пациента мне приходится нечасто. Но в этот раз я страдаю особенно сильно. Моя хворь, несмотря на расширенные лечебные мероприятия, никак не хочет отступить, и уже совершенно понятно, что в пятницу на дежурство в больнице у меня заступить никак не получится. Пришлось открывать больничный лист, и я, стараясь не рассыпаться по дороге, отправился в поликлинику.

Докладываю: в первичном лечебно-профилактическом звене без перемен. Бессмысленное ожидание, сварливые (и удивительно пышущие здоровьем!) бабки в очередях, замученные врачи. И, словно красной подарочной лентой, весь этот совок обернут признаками цивилизации: электронной записью к врачу, электронными же историями болезни… вот только совок по-прежнему торчит из каждой щели.

А вообще, наверное, это правильно. Кармическое воздаяние. Пережив горнило здравоохранительной мясорубки хочется стать еще лучше, относиться к пациентам еще добрее, а кофейные перерывы ликвидировать вовсе. Все, лишь бы самому не производить такое же гнетущее впечатление.

Но больше всего хочется как можно скорее поправиться.

Ну конечно же, я не поправился. Напротив, неведомая хворь разгорается в моем тщедушном организме с новой силой. Всю ночь меня то знобило, то кидало в жар, потом знобило снова. Волшебное дежурство! По счастью, ночных вызовов в операционную не было и я мог всласть настрадаться наедине с самим собой, запершись в ординаторской.

А наутро, в полном соответствии с предварительной договоренностью, я был в Марьино у дверей квартиры, в которой обосновалась моя бывшая жена со своим новым мужчиной. Нина привезла в Москву нашу дочку Поленьку, мы условились, что ребенок приедет ко мне в гости на неделю, в течение которой я буду всячески веселить ее и развлекать. Мощный коктейль лекарств в моем организме подавил симптомы заболевания, и я с радостью предвкушал нашу с дочкой встречу, и она тоже оказалась счастлива меня видеть.

И вот прошло всего несколько часов, а симптомы виргулись ко мне с новой силой. Несмотря на старательный предварительный прием самых разнообразных таблеток, температура снова выросла и вот я, как старый расклеившийся башмак немощно валяюсь на диване, а вокруг скачет и ходит на голове мое гиперактивное чадо.

Соберись, тряпка! Ты обещал дочке развлечения — так будь мужчиной, устрой их. Фармакопея тебе в помощь.

Словно солнечная лесная поляна после дождя, Бутово порастает церквями и храмами разного калибра, возводимым в честь всего многообразия православных святых.

Я атеист. Мои, если так можно выразиться, религиозные чувства очень оскорбляет эта ситуация. Помимо неуместного шума (колокольного звона), эти религиозные заведения притягивают к себе сирых и убогих, которые занимаются попрошайничеством и вообще выглядят очень нездоровыми.

Но еще больше меня оскорбляет то, что в условиях тотальной дебилизации населения страны, поощряется и приветствуется строительство церквей, тогда как экстренно нужно строить школы. Церковь не научит научному мировоззрению. Она не учит критически смотреть на окружающее. Вцепившись в прихожан стальной хваткой, этот коршун тащит их прямиком в средневековое мракобесие. Туда, где ежегодные эпидемии тяжелых болезней основательно прореживали население крупных городов. Туда, где Земля была плоской, а за любое иное мнение можно было получить клеймо еретика и быть преданным вечному остаркизму.

А больше всего раздражения вызывает значительное расхождение между ценностями, которые церковный партком декларирует и теми, что он демонстрирует. «Живите в аскезе! Необходимо смирять плоть» — говорит глава организации Гундяев и, побрякивая часами Патек Филлип за €50000 усаживается в Мерседес Пуллман и уносится в пыльную даль (дорогу не построили, все ушло на храм) в окружении охраны на Каддилаках Эскалейд. А в монастырских кельях устанавливаются стеклопакеты и кондиционеры. Плоть лучше всего смиряется при постоянной комфортной температуре, да.

Мне не завидно, мне обидно, что под соусом социальной заботы эта организация получает от государства невероятные преференции, за счет которых жиреет, бронзовеет и борзеет. При поддержке властьимущих она тянет свои клешни к нашим детям, чтобы надежно вцепиться в их нежный мозг и никогда не отпустить в светлое, просвещенное будущее.

Церквей все больше. Все больше попов, которые ничего не производят, а та незначительная психотерапевтическая польза населению, которую они, возможно, оказывают, меркнет перед чудовищным вредом, который их деятельность нанесет в отдаленной перспективе. И пока так будет продолжаться, мы не станем жить хорошо.