Мысли Иры Соломиной

Жаркое лето лишило зеленые насаждения города воды, и измученные деревья сбросили большую часть своей пожухлой листвы в середине сезона, оставив раскаленный асфальт мегаполиса на растерзание солнечным лучам. Плавящаяся аморфная серая масса упруго продавливается высокими каблуками офисных модниц, и перед вестибюлем метро тротуар множеством разнокалиберных дырочек похож на пластинку ноздристого домашнего сыра.

Такой сыр делают на ферме неподалеку от Дома. Дома, где умытые влажными теплыми дождями, пышной зеленью радовали глаз широколистые деревья. Они укрывали нежным одеялом кружевной тени лужайки, где на извилистых мощеных дорожках играли беззаботные красивые дети…

Воздух пронзил неприятный детский визг. Турникетом прищемило ребенка. Его незадачливая мать материт дежурную в стеклянной будке, та отвечает симметрично; по очереди к турникету легкой волной пробегает шепоток недовольства. Вечно спешащие горожане опять опаздывают.

А Дома никто никогда никуда не спешит и все везде всегда успевают вовремя. Дома жизнь течет мерно, полно и величаво, словно мощная сибирская река, кажется, будто бы сама жизнь несет людей по своему руслу в единственно верном и логичном направлении.

Русла московского метро, тоже вполне однозначные, плотными потока и несут утренный пиковый пассажиропоток, но течение беспокойное и суетливое. Окольцованная тюбингами тоннелей нерастраченная мощь потока бъется, давит сама себя, отчаянно уплотняет широкие индивидуальные миры в одинаковые маленькие корпускулы, оторванные и изолированные друг от друга.

— И зачем я только сюда приехала?

Деменция: вид изнутри.

В голове Надежды Петровны было темно, тихо, сыро и почему-то шел снег. Почти столетний старушачий мозг под воздействием пропофола совершенно утратил способность генерировать новые образы, и пенсионерка погрузилась в тягостную летаргию. То тут, то там из влажной темноты ее подсознания выступали серые громадины обломков воспоминаний, растрескавшиеся и развалившиеся, понять теперь, в ознаменование чего здесь когда-то были воздвигнуты эти гротескные обелиски, было решительно невозможно.

Я осторожно шел по полям памяти, стараясь не пораниться об торчащие ости. Но еще больше мне не хотелось причинить новых разрушений: деменция, разбушевавшаяся под воздействием препаратов, справлялась с этим за нас обоих, стирая память Надежды Петровны в мелкий порошок, который я поначалу и принял за снег.

Нужно уходить и заканчивать, пока здесь осталось хотя бы что-нибудь. С этой мыслью я вынырнул в операционную и с удовлетворением обнаружил, что хирурги накладывают последние кожные швы.

Люди, которые не умеют читать

Каждое утро по дороге на работу я делаю пересадку в метро на одной и той же станции. И каждое утро я наблюдаю одну и ту же картину: чертыхаясь и цыкая зубом, люди прорываются против потока, остервенело распихивая встречных пассажиров локтями.

Кто эти героические одиночки? Нон-конформисты? искатели приключений? любители тесного телесного контакта? Нет. Это люди, которые не умеют читать.

Со стороны станции, с которой они так самоотверженно пытаются пересадиться, над переходом висит огромный знак «ВХОДА НЕТ» с перечеркнутым красным человечком. Вход есть двадцатью метрами дальше, но кого это волнует, если ты не умеешь читать?

И вот это основная причина всех наших проблем: люди банально разучились читать и понимать простейшие инструкции. До отвала будут накормлены в зоопарке все животные в клетках с надписью «Не кормите животных!». Мусорная куча будет гордо возвышаться прямо под знаком «Свалка мусора запрещена». В контейнер для вторсырья с надписью «Стекло» будет набросано что угодно, кроме стекла. А оборудованный кондиционером автобус при движении будет хлопать рамами настежь открытых окон с наклейками «Не открывать».

И что печально? Все работает ровно так, как предсказывает Теория разбитых окон. Постепенная маргинализация населения начинается с самых неустойчивых персонажей и постепенно, как раковая опухоль, захватывает в себя все более широкие круги публики, и вот уже мы совершенно незаметно для себя оказываемся по уши в собственном дерьме, радостно прихрюкивая.

Мы никогда не будем жить хорошо, если не научимся читать. Мы никогда не будем жить хорошо, если продолжим оскотиниваться теми же темпами, которыми мы делаем это сейчас.

Я живой

Совсем скоро бложе снова заработает в ежедневном режиме. Мне просто нужно опять решиться на это, придумать что-нибудь новое и заодно сообразить, как бы технически все обустроить.

А пока моя голова занята всем этим, приношу извенения за длительное молчание. Даже не надейтесь: я живой.